Она могла слышать детские голоса с качелей, теперь уже две группы, одна рядом с лужайкой, другая дальше, к воротам. Там всегда были дети, казалось, погода почти не имела значения. Конечно, многие из них знали ее и кричали, если она проходила мимо: «Миссис Уилсон». Шеппард! Миссис Шепперд! Мисс! Мисс!" Дети постарше играют в лапту, футбол. Мужчины в спортивных костюмах мчатся по дорожке, круг за кругом, сами отсчитывая время. Другие, как Стивен, не стремятся бить рекорды, довольствуясь просто медленной пробежкой, наблюдая за тем, что происходит.

  Когда она увидела, что Резник идет к ней, огибая край поля для боулинга, в бесформенном плаще, развевающемся вокруг него, ее первым побуждением было отвести взгляд, притворившись, что если она его не заметит, то и он ее никогда не узнает. Но она знала, что для этого уже слишком поздно; знала, в отличие от детей, которых она учила, что, когда вы уберете руки от лица и откроете глаза, призрак не исчезнет.

  Резник сел рядом с ней, стянув пальто. Некоторое время оба молчали. Позади них спринтерский поезд вез немногих счастливчиков к Мэнсфилду, городу, который Резник посещал только тогда, когда Каунти был в том же дивизионе и играл на выезде. В последний раз снег налетел с холмов на борт ветра, который издевался над игрой и угрожал расколоть Резника надвое. Только покупая пирожки одно за другим и съедая их между руками в перчатках, он спасал свои пальцы от обморожения.

  «Кто-то связался с нами сегодня утром, — сказал Резник, — с некоторой информацией. Это было связано с вашей работой и, следовательно, с вашим мужем.

  Джоан Шеппард продолжала наблюдать, как мать раскачивает своего ребенка, не старше трех лет, взад и вперед на одной из качелей. Тот же повторяющийся ритм.

  «Это было полезно, конечно, это было. Мы были искренне благодарны. Только я не уверен, что этого будет достаточно.

  Мать была осторожна, заметила Джоан, никогда не позволяла качелям качаться слишком высоко, чтобы ребенок не испугался, никогда не толкала их слишком сильно.

  — Я бы никогда не стала давать показания против своего мужа, инспектор, даже если бы была убеждена, что он поступил неправильно. Даже если он совершил ужасные вещи. Я никогда не мог заставить себя сделать это. Не в суде и не к вам. Мне жаль."

  Резник просидел там еще несколько секунд, проверяя в своей голове все вопросы, которые он мог задать в дальнейшем. Когда он убедился, что никто из них не прав, он встал и ушел.

  Сорок три

  Это была та часть города, которую Рэймонд ненавидел больше всего, от Миллетса и Маркса до места, где работала Сара, мимо Кэмп-Эмп; А. И по мере того, как тянулась неделя, становилось все хуже. Что с толпой вегетарианцев возле церкви, толкающей вам в лицо петиции о политических заключенных или промышленном сельском хозяйстве, со всеми леваками, ожидающими, что вы заплатите хорошие деньги за газету, в которой не было спорта или рассказов о том, что было по телику, а затем чудаки с плакатами и чтением Библии, это был обычный кошмар. «Черт возьми, они все, — сказал его отец, — хотят запереться». Рэймонд обычно не возмущался тем, что говорил его отец, но в этом случае он был почти прав.

  Сначала он не заметил Сару, разочарованный, думая, что, может быть, она взяла выходной, но потом она вошла в магазин из кладовой сзади. Раймонд подождал, пока она наполнит секции, прежде чем войти внутрь.

  Сара, которая уже видела его, видела сквозь стекло, продолжала делать то, что делала, даже когда он стоял у ее плеча.

  "Что происходит?" — спросил Раймонд.

  — Что ты имеешь в виду?

  — Почему ты не разговариваешь с нами?

  «Вы можете видеть, — используя металлическую ложку, чтобы закруглить клубничное наслаждение, — я делаю это». Повернувшись к нему лицом: «Раймонд, я занят».

  — Я только поздоровался.

  "Привет."

  «Казалось глупо торчать дома, знаете, я был готов. Я думал, что зайду повидать тебя, погулять снаружи.

  Сара взглянула на управляющую, наблюдавшую за ними с алебастровым лицом; она обошла три закрома и стала пополнять старомодные мишени. — В любом случае, тебе незачем ждать, — сказала она.

  — Я думал, мы уходим?

  — Да, ну, мы не такие.

  — Что ты имеешь в виду…?

  — Рэймонд, говори тише.