— Мистер Прайор, — встревоженно сказал его адвокат, наполовину вставая со своего места. "Джон."

  Резник и констебль подошли достаточно близко одновременно, приближаясь к Прайору с обеих сторон, блокнот констебля рассыпался по полу. Скелтон моргнул и немного больше, его волосы все еще были зачесаны назад и идеально уложены, галстук был ловко правильно завязан на вороте его кремовой рубашки.

  Каким бы механизмом Приор ни управлял собой, на его работу ушло сорок, а то и пятьдесят секунд. Слишком много времени, подумал Резник, чтобы нажать на курок пистолета.

  «Мой клиент хотел бы перерыва», — сказал адвокат. "Напиток."

  Никто, казалось, не слышал его.

  «Если вы собираетесь говорить об огнестрельном оружии, — сказал Прайор, как только он снова сел, — в людей стреляют, мне больше нечего сказать».

  Но когда ни Скелтон, ни Резник не ответили, он сказал: «Эта женщина, приведите ее сюда. Пусть она скажет это мне в лицо. Поднимите меня на парад идентичности. Что-либо. Потому что я говорю вам вот что: либо кто-то из вас выдумал ее, либо она лжет.

  Когда Рейнс и двое других офицеров прибыли в меблированную комнату на Теннисон-стрит, все признаки указывали на то, что Мэри Макдональд ушла. Одежда, личные безделушки, даже простыни с кровати — все исчезло, оставив тонкий испачканный матрац и коробок кухонных спичек рядом с газовой плитой.

  Одна из открыток с изображением Мэри и ее подруги Мари почти скрылась из виду, втиснувшись в треснувший линолеум у двери.

  Почти два часа они стучали в двери, звонили в колокольчики, так и не приблизившись к тому, чтобы узнать, куда делась Мэри Макдональд. Все, что они могли сделать сейчас, это показать фотографию Мари полицейскому отряду в надежде, что Мари тоже участвует в игре, надеясь вопреки всему, что она не спала в то же время.

  В комнате уголовного розыска было странно тихо, щелкали и шипели зажигалки, неровно дышали люди. Джек Скелтон сидел на одном из столов, рукава рубашки были ровно закатаны на запястьях. «Дом, гараж, сад — ничего не нашли. Единственный свидетель, который у нас мог быть, исчез. Кажется, мы не продвинулись дальше Прайора в этом бизнесе, чем неделю назад».

  Рейнс поднял голову, как бы желая вмешаться, но на глазах у инспектора снова опустил ее и продолжал рассматривать свои ботинки.

  — Нам придется его отпустить.

  - Есть смысл продержаться с ним до утра, сэр? — спросил один из детективов.

  «Если вы можете дать мне один», — ответил Скелтон.

  Он не мог. Никто не мог.

  — Хорошо, — сказал Скелтон, опускаясь на пол, — отпустите его. В настоящее время."

  Двадцать шесть

  Резник вернулся домой около семи вечера и обнаружил, что Элейн поглощена электронными таблицами, лежащими на обеденном столе, а радио демонстративно настроено на Радио Два. Компьютеризированные цифры и Барри Манилоу: для Резника комбинация, в высшей степени сопротивляемая.

  "Что-нибудь по есть?" — сказала Резник через плечо.

  Она не оглядывалась. «Холодная курица в холодильнике».

  "Ты?"

  "Я пообедал."

  — Это ужин.

  "Я не голоден."

  Резник открыл горшочек с дижонской горчицей, окунул в нее кусочки трехдневной курицы и рассеянно ел, просматривая местную газету, страшилки о городских гетто в « Мэйл». В гостиной он поставил пластинку на магнитолу, понял, что не слушает, и выключился.

  «Как насчет Клуба? Я был бы не прочь выпить.

  Элейн медленно повернулась. «Польский клуб».

  "Где еще?"

  — Я думал, ты допустил прекращение своего членства?