Несколько секунд никто из них не говорил.

  — Хорошо, — наконец сказала Рэйчел. — Может быть, позже на неделе.

  — Да, — сказал Резник. "Конечно."

  Наступило еще одно, более короткое молчание.

  «Если вы хотите выйти на связь, — сказала Рэйчел, — вам лучше позвонить мне на работу». И она повесила трубку.

  На кухонном столе лежала газета, свернутая так, чтобы на ней была спортивная страница: выбор команды, предположения о трансфере. Резник взял с полки бутылку виски и поставил ее обратно; в холодильнике стояла бутылка чехословацкого будвайзера, холодная. Он налил его в длинный стакан. Двойное убийство по-прежнему было на первой полосе, но теперь оно было помещено в рамку внизу слева. Фотография Тейлора, голова и плечи, была в половину натуральной величины: заголовок рядом с ней, глубиной в два дюйма, ВИНОВЕН! По окончании двухчасового подведения итогов судьей присяжным потребовалось всего двадцать семь минут, чтобы вынести свой вердикт. Когда Тейлор услышал приговор к трем годам, он улыбнулся.

  Резник перечитал абзац еще раз, вспомнив, как Тейлор стоял на скамье подсудимых с небрежным, скучающим высокомерием. И в конце всего этого он улыбнулся.

  «Кастрировать ублюдка!» — крикнула женщина с общественных скамеек, и полицейский, сопротивляясь, вывел ее из суда.

  В дополнительном интервью с миссис Тейлор репортер спросил ее, что она почувствовала, когда услышала приговор.

  «Рад, что Шэрон прошла через все это не зря».

  А приговор?

  «Ошеломлен. Просто ошеломлен».

  По снисходительности? Серьезность? Улыбка?

  — А когда вашего мужа освободят, миссис Тейлор, есть ли какие-нибудь обстоятельства, при которых вы могли бы вернуть его?

  "Я не знаю. Я действительно не знаю. Слишком рано говорить. Я не говорю, что никогда бы этого не сделал, но сейчас… Мы с дочерью должны жить своей жизнью».

  Три года, подумал Резник, а через два он выйдет на условно-досрочное освобождение. Какой-то офицер службы пробации, которому поручено вернуть его обратно в общество, его долг уплачен. Возможность возвращения его в семейный дом. Шарон почти десять, почти взрослая. Все вместе, часовые сеансы в комнате без окон, терапия. «Я не говорю, что никогда бы…» Чего хотел Резник? Кастрировать ублюдка! В тюрьме были бы те, кто был бы менее неуверен: они сняли бы улыбку с его лица, и не ошиблись бы.

  Да, мне было больно .

  Он снова отложил газету и встал. Око за око, это то, чего он хотел? Если бы он когда-нибудь сблизился с Тейлором после ареста, наедине с ним, как трудно было бы не замахнуться на него? В суде он хотел схватить его и встряхнуть, чтобы он понял, что он сделал. Резник не думал, что Тейлор знал, действительно знал, но с другой стороны, как он сказал Рэйчел, это также было выше его понимания. Все это. Эта девушка…

  Сын Кэрол взял рюкзак и отцовскую потрепанную копию Керуака и отправился в кругосветное путешествие. Как бы далеко он ни зашел, следующей осенью его ждало место для изучения медицины. «Я думаю, из-за этого он станет лучшим врачом», — сказала Кэрол. «Я действительно знаю. А насчет беспокойства, конечно, я его мать, но, господи, ведь нельзя с ними всю жизнь возиться, не так ли? Или все свое. Кроме того, у него голова на голове... и его кредитная карта.

  Рэйчел сомневалась, что Керуак поднял большой палец с картой «Америкэн Экспресс» в заднем кармане джинсов.

  На стене висел плакат с изображением Джеймса Дина, а еще один гласил : «Я управляю миром » . В углу комнаты, напротив окна и у изголовья односпальной кровати, стояла анатомическая модель, одна половина тела была приподнята, чтобы обнажить бледные витки пластикового кишечника, работу пластикового сердца.

  Рэйчел старалась не смотреть на него. Услышав шаги на устланной ковром лестнице, она открыла папку и взяла ручку.

  — Рэйчел? Мягкий стук в дверь.

  "Да?"

  — Можно я зайду через минуту? Дверь открывалась.

  — Ради всего святого, Кэрол, — улыбнулась Рэйчел. — Это твой дом.

  — Условный ответ, — сказала Кэрол. «Марк заставил меня стучаться в его дверь и ждать, когда его примут в среднюю школу».