— Успокойся, Грэм, — сказал Резник, вставая. «Может быть, это слишком идеально. И то, что вы только что сказали, думаю, говорит нам о том, что он не наш человек.

  "Что я сказал…?"

  — По вашему мнению, у нас есть крупный мужчина, который знает, для чего он может использовать свое тело, а для чего нет. В целом довольно контролируемо, не так ли?

  Миллингтон смотрел на пятно на полу между собой и инспектором.

  — Грэм? Резник молча настаивал.

  — Думаю, да, сэр. Только…"

  — Кто бы ни сделал это с Мэри Шеппард, сэр, — сказала Линн Келлог, выступая вперед, — какой бы контроль он ни имел, он его потерял.

  Миллингтон пристально посмотрел на нее.

  — Она права, Грэм. Отпусти ситуацию. По крайней мере, на данный момент. По вашему собственному признанию, не похоже, чтобы у нас было что-то, что могло бы его осмелить.

  Сержант покачал головой, гортанно вздохнул.

  — Я поговорю с ним, раз уж я здесь, — сказал Резник, направляясь к двери. «С парой из них. Позвоните в DCI, чтобы проверить, но я предполагаю, что мы вышвырнем их с нашей благодарностью.

  «Мне хотелось бы думать, что мы будем следить за ними, во всяком случае, за борцом».

  — О да, — сказал Резник. «Будем следить».

  Миллингтон сидел так, пока дюйм чая, оставшийся на дне одолженной кружки, не прилипал к стенкам оранжевой кожурой. Он знал, что Резник, вероятно, был прав в своем суждении, и ему было трудно не надеяться, что он окажется неправ. Вы могли бы выйти из этого в лучшем положении, чем если бы вы остались в участке с вашими ботинками под моим столом, так сказал инспектор. Он надеялся, что окажется прав.

  Грэм Миллингтон надеялся на многое.

  Он так и не понял, почему этого не произошло; по крайней мере, не раньше, чем они должны. И рано или поздно ему придется вернуться домой к жене, достаточно понимающей, чтобы понять, что его что-то тревожит, и которая выждет, прежде чем спросить его, о, так мягко и разумно; что это было. И, как мог разумно и мягко, Миллингтон говорил ей. Она сидела и слушала, кивала головой, время от времени протягивала руку, чтобы коснуться его руки, провела пальцами по его лицу. Она слушала и кивала, и да, иногда бывает обидно, но в конце концов все наладится. После чего она предлагала приготовить ему чашку чая или, если дело было особенно безрадостным, налить ему немного солодового виски.

  Все это время Миллингтон держал его крепко сжатым внутри, как кулак, желающий во что-нибудь ударить, во что-то повредить, повредить.

  Телефон прервал его мысли.

  «Инспектор Резник? Нет, его здесь нет. Без понятия, где его найти. Прости."

  Это было мелочью, но в тот момент это было все, что было у Грэма Миллингтона.

  Двадцать два

  Внизу Билли Холидей утомительно читала «Призрак шанса». Резник поставил пластинку и при первых же звуках голоса понял, что не может слушать. Здесь, наверху, в задней части дома, это был не более чем запомнившийся звук. Мягко, он двинулся к окну. Голова Бада прижалась к его шее; его пальцы поглаживали кошачий живот, мурлыканье становилось громче рядом с его ухом. Громче, пока не заглушил все, кроме его мыслей.

  Шэрон Тейлор улыбнулась, когда социальный работник впервые показал ей кукол. Осторожно, не доверяя открыто, она уже многому научилась. Тем не менее она улыбалась, даже когда брала кукол в руки. Семь лет. Резник вернулся в комнату. Он закрасил обои, два пальто, но кое-где проступали фигуры: руки и мешковатый костюм клоуна; лошадь с танцовщицей на спине, кренящаяся; лицо медведя.

  Можешь показать мне, Шэрон…?

  Медленно, но без колебаний маленькая девочка указала на другую куклу, куклу-девочку, и когда кончик ее пальца коснулся места, она вздрогнула от воспоминаний о боли.

  Лицо Резника коснулось холода стекла, через которое он смотрел.

  Лживая сучка! Почти единственный раз, когда ее отец проявил какие-либо эмоции на скамье подсудимых… просто чертов ребенок!