Резник потер глаза основанием ладони. — Может быть, ему стоило попытаться сказать это Ники Снейпу.

  Хан закрыл папку, перевернул ее и положил на стол.

  «Хорошо, давайте еще раз попробуем Мэтьюза. Посмотрим, захочет ли он еще поговорить. Скорее всего, он все еще в Уэльсе, но лучше проверить.

  «Сэр, мне интересно…»

  "Да? Что это?"

  — Ну, это просто… Я думаю, если бы я слишком рано вернулась к нему, снова толкнула его, все, что случилось бы, он бы еще больше замолчал. Этого может быть даже достаточно, чтобы свести его с ума».

  — Что ты говоришь? Что мы должны оставить в покое?

  "Нет. Просто дайте ему еще немного времени. Даже если это всего день или два. если мы позволим ему немного повариться, он может даже прийти к нам.

  "Тебе."

  "Да."

  Резник вздохнул. Не так много часов назад он обращался с похожей просьбой к Скелтону, прося вышестоящего офицера довериться его суждению.

  «Хорошо, сорок восемь часов. А пока заткните дыры в этом отчете. Давайте удостоверимся, что если нам понадобится его использовать, он водонепроницаем».

  Джерри Ховенден узнал, что Шейна забрали для допроса, но не то, что его отпустили. После нескольких часов сидения без дела, беспокоящего себя наполовину больным, он решил разыскать Фрэнки Миллера и получить кое-какой совет. Фрэнк Миллер, человек, к которому обращались некоторые люди, когда были в затруднительном положении.

  Миллер работал охранником в клубах, пабах; втискивался в дешевый смокинг или блестящий комбинезон из искусственного атласа, с черным матовым наушником, надетым на голову, как терновый венец, и был в деле. Улыбающееся лицо, поднятая рука — не сейчас, солнышко, так выглядеть, ни за что, попробуй место дальше по улице, терпение, давайте немного терпения и стройной очереди. Довольно часто они смотрели на Фрэнка — невысокого роста, более чем полноватого, не в форме, должно быть, под тридцать, — и думали, жирный ублюдок, ты не собираешься указывать мне, что делать, куда мне идти. можно, никак. Фрэнку это нравилось. Дети хвастаются им, хвастаясь тощими тарталетками, которые позже будут стоять у какой-нибудь задней стены, быстрым сексом перед ночным карри и долгой прогулкой домой. Ему нравилось выражение их потных лиц, когда они, наконец, толкнули его, нанесли удар, а он не сдался. Фрэнк улыбнулся, прежде чем начал бить в ответ.

  Время от времени, должен был признать он, все немного выходило из-под контроля; когда они это сделали, кто бы ни был ответственным — никаких обид, Фрэнки, а? — они должны были отпустить его. Нет пота. Всегда был еще один паб, другая дверь, еще один субботний вечер. А если нет… ну, были и другие вещи. Друг друга, нуждающегося в мускулах, друг друга. У него была такая договоренность с парнем, который одалживал деньги, знаете ли, когда говорящий банк больше не говорил, совет предъявлял иски за задолженность по квартплате, а судебные приставы уже подходили к делу. Конечно, проценты были высоки, что они думали? это было? Социальное гребаное обеспечение или что? У Фрэнка был способ убедиться, что долг уплачен; или, если нет, убедить людей увидеть ошибочность своего пути.

  Фрэнк Миллер? Немного грубовато, но внутри все достаточно прилично. Вот что я тебе скажу, если возникнут проблемы, я хочу, чтобы он был рядом. Фрэнки. Хороший парень, правда, хороший парень.

  Фрэнк был в своем местном пабе в Хеаноре, не спеша выпить последнюю пинту, когда вошел Джерри Ховенден в кожаной одежде и со шлемом в руке.

  — Что, черт возьми, с тобой? — спросил Миллер. «Похоже, крысы съели твои яйца на завтрак, а теперь берутся за остальное».

  — Это Шейн, — сказал Ховенден, задыхаясь, едва не столкнув пустой стакан со стола, когда сел.

  "Что насчет него?"

  «Закон, они взяли его. Забрал его сегодня днем.

  — Какого хрена?

  "Я не знаю. Я не знаю. У меня не было возможности поговорить с ним, не так ли?

  «Тогда успокойся. Может быть вообще ничего. Вы знаете, что такое копы. Шейн, он отсидел, да? Они посадят его ни за что.

  "Я знаю, но …"

  Рука Фрэнка Миллера обхватила бедро Ховендена, сжав мышцу под коленом. — Он не будет говорить, твой приятель Шейн. А если он это сделает, не ввалив себя в дерьмо, что он может сказать?