Они пытались. Вопросы о том, как Шейн клал деньги в карманы (лошади); откуда он взял наличные, чтобы делать ставки (стоять в очереди на почте и обналичивать чеки жиро, как и все остальные); о его отношениях с Джерри Ховенденом (приятели, мы вместе тренируемся в спортзале); о связях Джерри с правыми (политика, нет, мы никогда не говорим об этом, какой в ​​этом смысл, лейбористы, тори, они все одинаковые); что они делали в ночь, когда убили Билла Астона (вокруг моего дома смотрели какие-то видео, сколько еще раз).

  Не много.

  Когда клерк адвоката попросил перерыв на обед для своего клиента и возможность отдохнуть, Резник с готовностью согласился. К тому времени позвонила Линн Келлог: она и Кевин Нейлор поговорили с Ховенденом и сказали ему, что полиция удерживает Шейна; нервничал, казалось, Ховенден собирался сделать какой-то ход. Хорошо, сказал Резник, держитесь поближе, наблюдайте. Что-нибудь срочное, вы можете связаться со мной дома.

  Когда, наконец, они освободили Шейна ногой, предупредив, что будут говорить с ним снова, случай привел Шейна и Дивайн одновременно на лестницу. Шейн идет вниз с Миллингтоном в качестве эскорта, Дивайн направляется в отдел уголовного розыска.

  «Помни, — тихо сказал Шейн, когда они проходили мимо, — я и ты, когда-нибудь».

  — Да, — сказала Дивина. "В твоих мечтах."

  Сорок два

  Было уже достаточно поздно, чтобы уличные фонари отчетливо высветились на фоне багрово-темного городского неба. Хан и Нейлор болтали в комнате уголовного розыска об относительных достоинствах городских индийских ресторанов, когда вошел Резник, кивнул в их сторону и прошел в свой кабинет.

  «Шэнд, — сказал Хан, потянувшись к папке на столе, — на мои деньги, это должно быть то самое».

  Инстинктивно он поправил галстук и провел рукой по волосам, прежде чем постучать в дверь инспектора.

  — Джардин, сэр. Ты сказал сделать чек.

  "И?"

  «Было нелегко раздобыть некоторые из них, боюсь, местами они лишь схематичны. И еще есть один или два пункта, которые мне нужно перепроверить. я…”

  «Хан».

  "Да сэр?"

  — Просто продолжай. Все это вальсирование с Шейном Снейпом мало способствовало укреплению терпения Резника.

  — Ну… — Хан открыл папку. «…до назначения на эту должность Джардин работал в Стаффордшире и Лестершире. Поначалу обычная социальная работа, но довольно скоро он переехал в интернат».

  «Стаффордшир, — сказал Резник, — вот где был весь этот фурор по поводу того, что детей привязывали к кроватям и держали в изоляции?»

  "Да сэр. Чрезмерное физическое ограничение. Пиндаун, так это называлось. Один из домов, в котором работала Джардин, был замешан. У меня есть копия отчета о расследовании. Но по сравнению с некоторыми другими сотрудниками Джардин неплохо справляется с этим. Самое худшее, что о нем говорили, это то, что он, должно быть, знал об этих действиях и ничего не делал, чтобы предотвратить их или проинформировать начальство. Но нет никаких предположений о каком-либо прямом участии.

  «Вскоре после этого он переехал в Лестершир. Повышение. А вот это может быть интереснее. Кажется, пока он исполнял обязанности заведующего одним из их домов-интернатов для трудных детей, поступали жалобы на сексуальное насилие…»

  — Джардин?

  "Нет, сэр. Один из сотрудников».

  «Эти жалобы были доказаны?»

  Хан вздохнул и покачал головой. «Опять же, это не совсем понятно. Соответствующий мужчина утверждал, что небольшая группа мальчиков затаила на него обиду и выдумала всю эту историю, чтобы добраться до него. Медицинские доказательства в лучшем случае туманны. Были разговоры о судебном преследовании, но к тому времени этот человек подал в отставку, и в итоге никаких обвинений не было предъявлено».

  Резник наклонился вперед за своим столом. — Что Джардин сказал обо всем этом?

  Хан улыбнулся. — Почти то, что и следовало ожидать: предполагаемые инциденты, которые в любом случае были необоснованными, имели место до того, как он был назначен; поскольку он был главным, режим был более открытым, сотрудников и мальчиков поощряли публично высказывать свое недовольство». Хан сделал паузу, чтобы прочитать свои записи. «Даю слово, что ни одному ребенку, находящемуся под моей опекой, нечего бояться». Интервью с Leicester Mercury , 1989 год» .