Конечно, как ее мать никогда не уставала предупреждать ее, есть только один способ закончить это. Норма успешно скрывала беременность почти семь месяцев, носила свободную одежду, толстая девочка толстела, больше ничего.

  Когда ребенок родился на три недели раньше срока, он, казалось, выскользнул из складок ее тела, как рыба, окровавленный и извивающийся, скользя между руками акушерки. Они позволили Норме подержать его минуту, влажным на шее и щеке. Слишком долго для того, что они собирались сделать.

  «Ребенок маленький», — сказала акушерка. "Крошечный. Нам придется поместить его в инкубатор, прямо сейчас.

  Ее мать и больница организовали усыновление: несовершеннолетней Норме не нужно было подписывать формы.

  «Забудь об этом, милая», — сказала ей замужняя сестра. «Еще много, откуда это взялось, вот увидишь».

  Были, а ее нет.

  Майкл. За то короткое время, что она держала его, она знала его имя. Говорил это ему, мягко и с удивлением под его криками. Майкл. Больше она его не видела и не знала, где он. И хотя теперь, как она предполагала, у нее были способы и средства, она никогда не пыталась выследить его. Норме нравилось думать, что он где-то счастлив, доволен: он будет взрослым мужчиной, возможно, со своей семьей.

  Когда друг ее матери, из-за которого они переехали в Хаддерсфилд, однажды ночью прижал Норму спиной к стене подвала и попытался сжать ее груди, Норма сильно ударила его ведерком с углем ниже колен и сказала ему, если он когда-нибудь снова прикоснется к ней. , она отрезала ему член и скормила его уткам. После этого он никогда не мог ходить в местном парке без того, чтобы его глаза не начинали слезиться. И Норма узнала, что в ее жизни есть вещи, которые она могла бы контролировать, если бы попыталась.

  Поэтому, когда она снова забеременела, так влюбленная в Патрика Коннелли, что не могла думать о жизни без него больше, чем о воздухе, которым она дышала, это был полностью обдуманный, преднамеренный поступок. По крайней мере, со стороны Нормы.

  Патрик был наполовину ирландцем, наполовину шотландцем, наполовину диким, в свои двадцать девять лет почти на десять лет старше самой Нормы; он путешествовал из Корка в Эдинбург, затем в Гластонбери, кроткий хиппи с самым буйным характером, музыкант с грубой и зачаточной техникой игры на гитаре и голосом одного из ангелов Сатаны — или, по крайней мере, солист Stylistics. По выходным Патрик садился на поезд в Манчестер или Лидс и ездил на автобусах; в середине недели он пел с неравномерной соул-группой из восьми человек в местных пабах. Однажды ночью с закрытыми глазами, когда он пел «Усталость от одиночества» Эла Грина, Норма, осмелев от выпивки, подошла к сцене и погладила его по внутренней стороне бедра.

  Они жили в двух меблированных комнатах над магазином у вокзала. Иногда Патрик бил ее, и она била его в ответ; большая девочка — крупная женщина — становясь больше, Норма училась бить своим весом. Когда однажды ночью, наслаждаясь последствиями хорошей травы, Патрик сказал, что больше всего на свете он хочет детей, семью, Норма поверила ему на слово.

  Во время ее беременности он уходил от нее четыре раза, неделями держался в стороне черт знает где, прежде чем снова вернуть свои немногочисленные вещи. Он пытался уговорить ее сделать аборт, а когда было уже слишком поздно, столкнул ее с лестницы двухэтажного автобуса, курсировавшего между Паддоком и Лонгвудом.

  Норма вынесла против него судебный запрет, но как только Шейн родился, он начал засыпать ее цветами, украденными из близлежащих садов, пел ей из коридора за пределами палаты. Через пять месяцев после того, как они снова стали жить вместе, Патрик так сильно тряс Шейна, чтобы он не плакал, что сломал ребенку три ребра.

  У Нормы была подруга в Ноттингеме, Роза, у которой было двое собственных детей, но в остальном она жила одна. Норме совсем не потребовалось времени, чтобы собрать свои вещи и ребенка в автобус и отправиться на юг. Делили расходы, делили хлопоты, жаловались на социально-убогих, потворствующих ублюдков, как же нам на это жить? — пел в пабе пятничным вечером, играл в бинго, смотрел телевизор. Вот и все, решила Норма: мужчины — дерьмо.

  Она встретила Питера на свадьбе сестры Розы; после приема они вместе вернулись в дом, Норма и Питер, Роза и какой-то тип, которого никто из них не видел ни до, ни после. Роза нашла бутылку Драмбуи, и они выпили ее из кружек со сколами; человек, которого никто не знал, передал несколько сплифов. Когда они разделились, Норма пошла с Питером. Какой в ​​этом был вред? Быстрый секс между друзьями.

  Вред был в том, что она влюбилась.

  Маленький и нежный был Питер, с тонкими пальцами, которые могли читать ее тело, как если бы это было шрифтом Брайля, мягкими темными глазами и ресницами, длинными и изогнутыми, как у девушки. Всякий раз, когда Норма каталась на нем по ночам, она боялась, что может выдавить из него дыхание.

  Он играл с Шейном и качал его на коленях, хотя Шейн медленно смеялся и быстро плакал. Норма прочитала выражение его глаз. Шина родилась, когда Шейну было два года, а Ники не более чем через одиннадцать месяцев.

  Это ты прогнал своего отца.

  Ники кричал всякий раз, когда Питер прикасался к нему, и его выгоняли, если он поднимал его. Дошло до того, что он начинал плакать всякий раз, когда Питер входил в комнату. Единственной, кто мог успокоить Ники, была сама Норма; его глаза будут преследовать ее с места на место, как только он сможет ползти, он будет ползти только к ней, единственный способ, которым она могла уложить его спать, это взять его в свою постель.