"Это то, что я сказал."

  — Да, — кивнул Резник. — Так ты и сделал.

  Он услужливо улыбнулся Гровсу, ожидая большего. Ревизии ревизий. Гровс заерзал, галстук, стол, складки на брюках, снова галстук. — Я не могу придумать никакой другой причины.

  Резник мог: несколько. — Значит, это неправда, что был спор? В этом нет правды?

  — Какой аргумент?

  — Не знаю, это всего лишь предложение.

  — Чье предложение?

  — Наверное, ничего.

  "Верно."

  — В этом нет ничего?

  "Нет."

  — Карл и вы сами не спорили?

  "Нет."

  — Никаких повышенных голосов?

  "Нет."

  Резник осторожно опустил передние ножки своего стула на пол. Он наклонился вперед через стол, и Пол Гровс инстинктивно откинулся назад. Из них двоих Резник был гораздо более крупным человеком. «Как я уже сказал, музыка была довольно шумной. Довольно много танцев. Почти пришлось кричать, чтобы нас услышали».

  — Тогда, я полагаю, так оно и было.

  Гровс пожал плечами.

  «Совсем не скандал».

  Гровс посмотрел на него. — О чем нам грести?

  Резник одарил его еще одной ободряющей улыбкой. "Кому ты рассказываешь."

  Три выстрела из четырех, Дивайн могла отправить бумагу в мусорное ведро, не касаясь стенок. Имейте в виду, это было после двадцати минут совместной тренировки. Босс был в комнате для допросов, в безопасном месте, где все остальные бог знает где, и писал очередной отчет. Пара часов просиживания в такси вокруг площади, очень хорошо, что у них спереди наклейки НЕ КУРИТЬ, а из такси пахло, как в индийском ресторане. Так или иначе, вот этот тип скачет мимо в фиолетовом спортивном костюме, который, кажется, всем им только что пришелся по душе, с новеньким гетто-бластером в одной руке и спортивной сумкой Adidas в другой. Все, что сделала Дивайн, это подошла к нему и поговорила с ним по номерам, удостоверению, имени и званию, должности. «У меня есть основания полагать…» Теперь парню угрожали официальной жалобой, свидетелями, расовыми преследованиями. Буквально на прошлой неделе в суде какой-то умный барристер пытался выставить его пожизненным сторонником Национального фронта. — Почему вы остановили обвиняемого, констебль? Если бы мой клиент был белым, вы бы поступили так же?» Если бы этот ублюдок был белым, то вряд ли он пошел бы домой в два часа ночи с полунцией крэка и кошельком, набитым грязными десятками, которых он только что накидал на девчонок, которых сводил с ума. Уэверли-стрит.

  Расовые домогательства, они душили его. Если они не хотели, чтобы их преследовали, почему они не исправили свой поступок? Иди прямо, найди работу. Вместо этого, в одну минуту они обтирают государство, а в следующую призывают его ко всякой злой, репрессивной свинской деятельности. Если преследование мошенников не приведет к улучшению статистики преступности, оно прекратится достаточно скоро. Не его вина, если это было похоже на стрельбу по рыбе в бочке. Спрашивали об этом, и когда они получили это, кричали грязно.

  Он выругался и скрутил еще один листок бумаги, бросив его по высокой дуге в мусорное ведро.

  То же самое и с чокнутой ИРА, они были еще одной кучей двуличных ублюдков. Здесь, в Европе, по подмышки в семтексе и с автоматами, раздувая женщин и детей к чертям собачьим, кто-то из SAS приставляет пистолет к их головам и нажимает на курок. Проткните мозги, это сойдет, спасибо, они начинают визжать о незаконных действиях, переступая черту, действуя вне верховенства закона. Какого хрена они делали, если это не действовало вне закона?

  Нет.

  Либо они уедут обратно в свою страну, многие из них, вернутся к выращиванию картошки или чем они там занимались, либо перестанут прятаться за юбками какой-нибудь Комиссии по правам человека и смирятся с последствиями.

  Здесь, в поисках неприятностей, ИРА или любой другой чертов террорист, бац! Быстро приставьте их к стене, и пусть остальные увидят, с чем они столкнулись. Это скоро положило бы этому конец, безошибочно.