Нейлор наблюдал, как медсестра вставила термометр в ямку перевязанной руки Флетчера и намотала манжету на другую руку, надуя ее перед тем, как проверить его кровяное давление.

  — Давай, — сказала она Нейлору. «Не обращай на меня внимания».

  — Оружие, — спросил Нейлор, взглянув на свой блокнот, — ты видел, что это было?

  — Я это чувствовал, — ответил Флетчер.

  Медсестра продолжала накачивать резиновый баллон, раздувая манжету.

  — Значит, ты не видел? Нейлор настаивал.

  Нисходящий взмах лезвия, освещенный быстрой кривой оранжевого света .

  «Не ясно».

  — Это был нож?

  "Это могло бы быть."

  — Открытый клинок?

  Вздрогнув, Флетчер кивнул.

  — Ты помнишь, сколько времени?

  — Нет, я… Нет, я не уверен.

  — Так долго? Нейлор держал свою ручку перед лицом Флетчера, зажатую между кончиком среднего пальца и подушечкой большого пальца.

  «Артериальное давление в порядке».

  Флетчер закрыл глаза.

  Медсестра вытащила термометр из-под его руки и поднесла к свету. "Что ж?" сказала она, взглянув на Нейлора с полуулыбкой.

  "Хорошо что?"

  «Температура, как ты думаешь?»

  — Послушайте, — сказал Нейлор с оттенком раздражения.

  «Тридцать семь целых восемь десятых».

  — Меньше, — слабым голосом сказал Флетчер, открывая глаза.

  — У тебя все хорошо, — сказала медсестра, слегка касаясь его плеча, почти сжимая. — Скоро вставай. Танцы». Она посмотрела на Нейлора. «Доктор здесь, он отличный танцор»

  — Он был меньше, — снова сказал Флетчер, пытаясь теперь дышать, пытаясь говорить. «Меньше. Как скальпель.

  Шесть

  Линни, дорогая, я знаю, что ты очень занята своей работой, но кажется, мы с отцом так давно тебя не видели. Постарайтесь приехать домой, даже если это всего на пару дней. Это много значило бы особенно для твоего отца. Я беспокоюсь о нем, Линни, правда. Он все больше и больше уходит в себя. Депрессия. Иногда все, что я могу сделать, это заставить его заговорить, сесть за ужин. Постарайся, есть любовь .

  Слова ее матери пронеслись в голове Линн Келлогг, когда она пересекала Университетский бульвар, темно-зеленые кусты рододендронов за ее спиной. Впереди была яркая зелень Научного парка, технологии, замаскированные под огромную детскую игрушку. У Линн была подруга, с которой она училась в школе, умная, но не более умная, чем сама Линн. "Боже мой! Ты не можешь быть серьезным? Полиция? Ради чего ты хочешь так расстаться со своей жизнью? Подруга поступила в Кембриджский поли, заинтересовалась компьютерами, теперь зарабатывала тридцать тысяч с лишним в год, живя с зоологом в переоборудованной ветряной мельнице под Эли.

  Бросила свою жизнь, это то, что сделала Линн? Она так не думала, большую часть времени радуясь тому, что работает, получая от этого удовольствие, возможно, что-то более стоящее, чем написание программ для регистрации плодовитости и определения пола краснокожих Род-Айленда. Какое это имело значение, что думали другие люди? Соседи в ее многоквартирном доме жилищного товарищества, которые говорили с ней только в том случае, если кто-то взламывал их замки, пытаясь проникнуть в их припаркованную машину. Пациенты в операционной, где Линн ждала осмотра и нового запаса таблеток; подталкивая друг друга, глядя, знаете, кто она, не так ли? Как большинство мужчин, с которыми она разговаривала в баре или пабе, испарялись при упоминании о том, что она делала, словно по волшебству.

  Линни, нет! Вы не серьезно?

  Работа.