- Какие алименты? - хором удивились девушки. - У тебя, Ваня, ещё дети есть?
- Откуда?
- Так ведь сын с тобой живёт! Это она тебе должна платить!
- А ведь действительно, - Ваня хлопнул себя ладошкой по лбу. - Но вообще-то чёрт с ними, с алиментами. Всё-таки Ленка постаралась, родила. Ещё затребует Ромку к себе. А я уже не хочу отдавать. Да и он прирос ко мне... Рома, ты папку любишь?
- Лублю, - мальчик кивнул, не отрываясь от дела.
Люда бурно схватила его и посадила на колени. Однако Ромка недовольно заворочался, захныкал.
- А вот этого он не любит, - пояснил Ваня. - Не привык к женским ласкам. Славный бутуз! Самостоятельным мужиком растёт. Он уже и профессию себе выбрал. Дальнобойщиком хочет стать.
- Ну, Ванечка! - воскликнула Люда. - На таких условиях и я бы тебе родила... такого бутуза!
- И я бы рискнула, - примкнула Светка, а Геля нечего не сказала, но благосклонно улыбнулась, и Ваня понял, что у неё возникло аналогичное желание.
- Да вы меня отцом-героем хотите сделать! - задорно прокричал он.
Конечно, порадовался, что повеселил девчат. По правде сказать, соскучился по женскому обществу. А с Гелей можно бы и всерьёз законтачить. Он ещё раз, замирая от скрытых чувств, посмотрел на Гелю и вдруг, набравшись смелости, накрыл пятернёй её тонкую, лежащую на столе ладонь. Девушка не шелохнулась, не стала освобождаться. Но противная Светка сразу заприметила:
- Эге, Ваня на приступ пошёл!
Он вспыхнул, убрал руку, а про себя подумал: "Дать бы тебе по шее!" Людочка же нахмурилась и задумалась. Она кивнула на мальчишку, увлечённо таскающего по полу коробку, и спросила, понизив голос:
- Он мать помнит?
- Нет. Она давно нас не навещала. А весной я надумал сам к ней съездить. Вместе с Ромой. Приодел во всё лучшее, сам приоделся. Надеялся ведь, что увидит, какой он вырос, и скажет: "Ваня, давай опять сходиться". Подкатил вечерком к тёщиному дому - с шиком, на такси. Подошёл с Ромкой к подъезду, но тормознул. А вдруг она замуж выскочила? Вот будет номер! Решил во дворе подождать. Я почему-то подумал, что она должна к дому идти - с учёбы или с работы, а получилось наоборот. Из подъезда на улицу выбежала. Увидела Ромку, схватила, прижала к себе...
Ваня помолчал.
- Присели в беседке. Она говорит: ты хорошо сделал, что привёз Ромку, спасибо. Но, знаешь, именно сейчас у меня появились шансы устроить личную жизнь. Имею же право на счастье? Я сказал, что имеет. Так, в согласии, и расстались. Может, и устроила свою жизнь, может, и счастлива...
- Вано, - Люда приподняла бутылку с вином. - Давай-ка ещё понемногу. Все французы сегодня гуляют, день Бастилии отмечают, а мы что - лысые?
- Достаточно, - он придержал её руку. - Ладно уж, уговорила. Выпью, да пойдём мы. Засиделись.
- А то оставайся, а? Мальчики должны подойти. Наши с завода. Ты же знаешь их, Коля Никитин и Петя Шмаровоз.
Ваня знал парней. То были... как их назвать... то ли ухажёры, то ли хахали Люды и Светы. Ага, соображал он, значит, к Геле никто не пожалует?
- Однако нет, девчата, пора идти, - с сожалением, после паузы, отказал. - Ещё обед надо готовить, кормить пацана, спать укладывать. Он днём не поспит, так потом, к ночи капризничать станет. А ребятам - привет!
С неохотой выбрался из-за стола и опять остановил взгляд на Геле, к которой никто не придёт. Ну, это он сам так предположил. Напрямую расспрашивать, есть ли у неё кто, не решился.
- Да вы хоть поцелуйтесь на прощание, что ли! - с жаром предложила Люда.
- Я не против, - Геля, маняще улыбнулась. - Ваня, ты как?
- Я? - он задохнулся. - За милую душу!
Девушка поднялась. Высокая, ладная, красивая. Ване стало жарко. И зачем врала про себя? На взгляд токаря-профессионала, имеющего превосходный глазомер она, точняк, идеальным пропорциям соответствует. Возможно, с небольшой недостачей: 87-57-87. Да что там! Вполне можно откормить. Он подался к ней и быстро, будто крал, поцеловал в губы.
Небольшая проблемка возникла с Ромой. Мальчик никак не хотел расставаться с коробкой-автомобилем. Люда разрешила взять с собой и сунула туда пару яблок и гроздь винограда.</p>
<p align="center">
* * *</p>
<p align="justify">
Последовала череда трудных лет. Клюев при его малой предприимчивости, но завидной усидчивости оставался на одном месте. Не всегда ладно было с работой из-за мировых кризисов, которыми он, конечно, не управлял. Пожалуй, безусловно отрадное событие в эти годы - переезд из старой трущобы, отведённой под снос, в новый дом с великолепной лоджией.
Но как бы тяжко ни было, для сына Ваня всегда находил "масло на кусок хлеба", и даже заморские фрукты, типа ананасов, покупал, оставляя для себя китайскую лапшу быстрого приготовления. Ромка подрос. Из пухлого "бутузёнка" превратился в худенького, но крепкого, рано повзрослевшего подростка. Впрочем, детская мечта, поскорее сесть за руль автомобиля, сохранилась. Пока же Ромка копил деньги на мопед. Экономил на карманных расходах и, чего греха таить, иногда "одалживал" у отца мелкие купюры. Деньги складывал в сохранившуюся с детства коробку от женских итальянских туфель. Этой осенью он пошёл в пятый класс.
А вот Ваня, вырастив сына до самостоятельных поступков, сломался. Подустал мужик ходить на работу, тащить домашнее хозяйство, делать ремонт, бегать в школу - на родительские собрания. Он даже отдыхать утомился. За выходные почему-то уставал больше, чем за рабочие дни. И не было в его жизни ни праздников, ни элементарных попоек. Ваня потерял юношескую свежесть, под глазами появились морщинки, волосы поредели и истончились. И в непогоду начинала ныть сломанная когда-то в детстве нога.
- Ну, Ваня, - говорили ему на заводе, - ты лучшие годы ухлопал на сына!
Волей-неволей прислушаешься. Раньше-то, когда Ромка был малым и несмышлёным, слушать пересуды было некогда. Теперь же можно задержаться в курилке и домой не лететь сломя голову. А товарищи давили на сознание, капали каждодневно: вот, мол, вырастет сын и заживёт своей жизнью, а ты, Ваня, останешься у разбитого корыта. Ну, а годы, лучшие-то, - прошмыгнули.
И Ваня расклеился. После работы домой не спешил, попадал в компании и посреди веселья, отмахиваясь от беспокойств, думал: "Ничего с Ромкой не случится - не маленький".
Однажды пришёл совсем поздно. Долго открывал дверь, тихо ругался. Замок давно заедал и требовал замены. Открыл, наконец. В прихожей стоял сын. И сразу с претензией: