Многочисленные копии её заявления ( с изъятиями ) ещё долго-долго ходили в узких юридических кругах для повышения тонуса сотрудников. В одних специализированных учебных заведениях использовали их в виде образца как не надо поступать, в других экзаменовали по теме какой диагноз можно поставить автору. А один раз в несколько переработанном виде оно появилось в местной прессе как фельетон.

После написания объяснения Кавалеридзе пошла в аптеку за каплями.

– Какой-то пузырёк у вас неправильный! Так не понять сколько капель отмеряешь. Вдруг тридцать накапаю вместо двадцати? Не помереть бы!

Накапала тут же. Выпила. Отметила:

– Свежие капли сегодня! Бодрят!

Тем временем полицейский Чижиков направился к месту жительства Литвака, очень надеясь, что исчезнувший сапожник найдётся. Однако, соседи по коммунальной квартире ясности не внесли. Литвака они не видели длительное время. Одному из соседей казалось, что сапожник фактически проживал в другом месте. Где? Не известно. Может с кем-то сошелся. А что? Не семейный, имеет право.

– Может, Потапов знает что? – высказала предположение одна из соседок.

– Не видел его давно, – сказал призванный Потапов, – не видел. А слышал дня два назад. У него дверь в комнату скрипит. Просыпаюсь. Темнота. Думаю, чего проснулся? Непонятно! Вдруг слышу. Дверь скри-и-и-ип, скри-и-и-ип. Так только у Семёна дверь скрипит. И такие шаги. Тихие-тихие. По коридору. А там – хлоп! Входная дверь. Так что это он и выходил. А время было пять утра. Я на часы посмотрел. Ещё подумал, что можно вздремнуть пару часиков до подъёма.

Соседка, другая:

– А его мадам искала. Сегодня рано утром прибегала.

– Описать сможете?

– Да уж и не знаю. Она во!

Соседка развела руки, показывая это «во».

– И нос у неё во!

Тут соседка поднесла руку к лицу и показала размер носа.

Сомнений не было. Заходила Кавалеридзе.

Рабочий день стремился к завершению. Василий Чижиков возвращался на службу. Почему он решил пройти мимо сапожной мастерской исчезнувшего? Может, интуиция? А может надежда, что Литвак объявился? Сидит себе и набойки приколачивает? Что-то не давало покоя и требовало снова побывать в сапожной мастерской. Что-то там не так. Холодильник? Нет. Полупустые коробки с обрезками кожи и резины? Нет. Ножи? Нет. Часы? Не ходят. Стрелки нет. Трещина на корпусе. Трещина? Трещина! Не может быть там трещины!

В доме, в той части, где шел ремонт, горел неяркий свет, слышались разнообразные механические звуки: стучали, пилили, сверлили, булькали, – время позволяло.

А в переулке, в который выходила подвальная дверь, не было никого. Василий обошел вокруг дома, заглянул в подвальное окно, и неожиданно заметил некое движение в мастерской сапожника. Неужели пропавший объявился?

Осторожно, он спускался вниз. Ступени отзывались барабанными ударами. Насколько возможно быстро он подошел к двери. Она была не заперта. Бумажный лист с печатью порван. Помня о ремонтных работах наверху, он прикрыл голову служебной папкой и протиснулся в сапожную мастерскую. Внутри, после улицы казалось темно. Пошарил рукой по стене. Где-то здесь выключатель. Но включить свет не успел. Незначительное движение воздуха за спиной. Толстенькая служебная папка из дермантина смягчила удар по голове. Василий упал.

Всё произошло не так, как виделось. И уже ничего нельзя сделать. На самом деле он не опоздал, явился к месту расположения лагеря британских исследователей вовремя, но английский обоз его не дождался. Наверно, было неправильным уйти из лагеря, но и возвращаться с пустыми руками Альберт Мюллер не мог себе позволить.

Отправляя его в экспедицию, полковник фон Дальберг намекнул, что от результатов его поисков будет зависеть не только благосостояние самого Мюллера, но и его карьера.

В последний раз они встретились вечером, в небольшом кафе в Данциге. Посетителей мало. В углу шипел граммофон. Непонятный голос, то ли мужской, то ли женский с дрожью выводил:

«Случилось, что как-то в единый час

Скончались два кровных брата.

Кто в жизни был беден – в раю сейчас,

В аду страдает богатый.5»

За компанию подрагивали оконные шторки и скатерти.

– Как до войны, – расчувствовался полковник. – Приятно, что остались настоящие немцы! Когда-то здесь подавали тушеную свинину с капустой. И Шпетбургундер, и Божоле. О, времена! Как всё изменилось!

Неизменным было только одно: кафе оставалось явкой для германских агентов. Но об этом факте полковник умолчал. А старинная баллада, еле звучавшая, подавала сигнал о том, что всё в порядке.

Молодой инженер стеснялся своей старенькой одежды, ботинок, которые нуждались в починке. Совсем недавно закончилась мировая война. Найти работу сложно. Продукты питания в дефиците. Так случилось, что сегодня Мюллер ни разу не поел. И вот он в небольшом кафе, которое казалось ему шикарным. Вокруг запахи пищи. Очень есть хотелось.

– От переправки этих артефактов в Германию зависит слишком много. Вы понимаете?

– Но почему я? Альберт Мюллер, никому не известный инженер, без особых научных достижений, почему именно я должен это сделать?

– Всё просто! Вы друг детства Рудольфа фон Палленхаузена, не так ли?

– Да!

– Вот видите! Мы никогда не ошибаемся!

– Но фон Палленхаузен погиб в России. Разве это не так?

– Молодой маркграф фон Палленхаузен жив. Он находится в Тибете. И ему удалось добыть кое-что. Но вот незадача! – Полковник расхохотался. – Маркграф стал очень подозрителен. Некоторое время назад шифрованным письмом он сообщил, что сможет раздобыть кое-что (вам не обязательно знать, что это!), если на помощь ему пришлют его друга детства. Мы вас нашли. Мы всегда находим тех, в ком заинтересованы! И умеем их заинтересоваться предложенным. Вы должны выполнить эту миссию, исполнить свой долг!

В начале девятисотых Мюллер, как и многие молодые люди, рвался исполнить свой долг. Поколение оказалось во власти национал-патриотизма и воспитано на идее войной за единую Германскую империю. В числе трёхсот тысяч молодых мужчин инженер записался добровольцем, оставив неплохую работу на заводе. Военные марши исполнялись духовыми оркестрами. На вокзалах провожающие размахивали кружевными платочками вслед уходящим эшелонам. Барышни скопом записывались на работу в госпитали. Все были уверены в скорой победе. Новобранцы жаждали героических подвигов, сражений, медалей, орденов, значимых званий!

– Как бы война не закончилась раньше, чем мы на фронт приедем! – шутили в вагонах они.

Политики орали, что хотят быть вместе с народом и защищать отечество, вернуться на то место, на которую из поставил Всевышний.

– Наша культура может быть стёрта с лица земли! – в свою очередь орали представители интеллигенции. – Армия и нация в едином порыве сохранит её для последующих поколений!

Такая двигалась риторика.

«Я не знаю больше партий. Я знаю только немцев» – широко известный тезис кайзера Вильгельма II и другие патриотические высказывания приобретали волшебную силу и, как птицы, летали над воинственной молодёжью.

И чем закончилось? Полным поражением. Многочисленными смертями. Разрухой. Кризисом.

Плечи полковника распрямились. Спина вытянулась в струнку.

– Получите аванс!

Что прикажете делать после этого?

Получивший такую странную работу Мюллер дисциплинировано направился в Тибет. Путь туда оказался вполне цивильным, хотя и занял значительное время. Поиски отряда геологов, в котором пребывал Рудольф времени заняли ещё больше.

Германский разведчик Рудольф фон Палленхаузен находился в Тибете по документам британского инженера-естествоиспытателя Джона Смита.

Своё нежелание возвращаться другу детства он пояснил очень просто. Ещё не всё разведал. На самом деле карты и отчеты для департамента разведки подготовлены, сложены в тайнике. Здесь, в окрестностях Лхасы, кое-что удерживало его. И это кое-что совсем не связано с непосредственной деятельностью, а интересно лично ему: сокровища древнего рода индийских магараджей. Ходило множество слухов о том, кто и где спрятал клад.