– Я не понимаю? – сказал Малкольм. – Папа ты болеешь, да?

Джеймс засмеялся.

– Интересные выводы! – сказал он. – Нет, сын, я здоров.

Джеймс взял стакан с соком и сделал глоток.

– Что все это значит? – сказал Малкольм.

– Ты, Мэл, отличаешься от людей в нашем мире.

Малкольм вновь посмотрел на отца испуганно.

– Многие свои таланты ты принимаешь, как само собой разумеющееся.

– О чем ты, папа? – спросил Малкольм. – Какие таланты?

– Я специально провел этот опыт с порезом пальца. Твои способности хорошо видны со стороны, например, мне. Способность быстро заживлять раны – одна из них.

– Не может быть, – сказал Малкольм. – Я уверен, Джиллиан тоже так может.

– Нет, Малкольм, поверь мне. Твоя сестра самая обычная девочка.

– На что ты намекаешь, Па? – спросил Малкольм. – Я особенный?

– Ты, конечно, не Супермен, – ответил Джеймс с улыбкой. – Летать ты не умеешь, вроде… Предметы взглядом воспламенять, надеюсь, тоже не можешь. Ты чуточку быстрее и сильнее сверстников, но твои самые странные способности, как мне кажется, проявляются в моменты страха или злобы и вот они меня озадачивают и пугают больше всего.

– Ты о чем?

– Я говорю о том, что даже ты не можешь объяснить, как ударил ногой того хулигана, что его отбросило на стену склада. Джиллиан почувствовала вибрацию воздуха за секунду до удара. Она видела и чувствовала все.

Джеймс отпил сок и посмотрел на сына, надеясь, что он его понимает.

– Меня беспокоит вот что, – продолжил он. – Каждый раз, после проявления твоих странных талантов, вокруг начинают происходить неприятные вещи.

Малкольм молча смотрел на отца.

– Ты помнишь птиц и то, как они себя вели?

– Да.

– Тебе это не показалось знакомым?

Малкольм молчал и морщил лоб.

– Я сам отвечу на вопрос, – сказал Джеймс, после долгой паузы. – С самого твоего появления на свет, ты, как и все периодически попадаешь в неприятности. Это нормально. Только вот способы, какими ты выкручиваешься из них, недоступны обычному человеку и почему-то привлекают разную живность. Ладно бы это были милые песики и пушистые кролики. Но нет, это всякая дичь, которая ведет себя крайне агрессивно. И тогда неприятности набирают обороты с новой силой и уже страдают окружающие.

– Ты пытаешься меня напугать, пап?

– Нет, я не пугаю тебя… Помнишь инцидент с дикой лисицей? Тогда могла пострадать Джиллиан.

Джеймс встал и подошел к окну. Капли дождя медленно стекали по стеклу.

– Если честно, я боюсь того, что с тобой происходит, – сказал он. – И не только за тебя, но и за всю нашу семью. За твою сестру, потому что она часто рядом с тобой. Ты должен научиться управлять интенсивностью своих чувств. Мне кажется, именно сила твоих душевных порывов, выпускает наружу нечто, что отличает тебя от обычного человека и вызывает агрессию животных.

– И что мы будем делать?

– Я попытаюсь научить тебя контролировать чувства и особенно страх и злобу, – сказал Джеймс. – От них нельзя избавиться, но можно снизить накал. Надеюсь, это поможет.

Джеймс подошел к своему столу, достал из ящика цепь с медальоном в виде дракона, вернулся к сыну и протянул их ему.

– Эта вещь принадлежит тебе с рождения, – сказал он.

Малкольм перехватил цепь. Он не понял слов отца, но не задал ни одного вопроса, надеясь на разъяснения в будущем. Цепь холодила пальцы. Медальон тускло поблескивал, и казалось, будто дракон ползет по цепи, медленно перебирая лапками.

Он молча повесил подарок на шею.

Джеймс понимал, что ребенок это фонтан энергии и научить его управлять своими чувствами будет сложно. Однако он не так хорошо знал сына, как думал.

Малкольм, как губка, впитывал новые знания, охотно присоединялся к вечерним медитациям и выполнял рекомендации. Да, он многого не понимал и частенько засыпал, сидя в позе лотоса, но не хотел разочаровывать, отца, которого очень любил.

Кто-то скажет, что чувствами нельзя управлять, их можно только подавлять. Но рано или поздно «джин» вырвется наружу, и тогда жди беды. Возможно это так. Джеймс думал по-другому и верил в сына.

Они оба верили в лучшее будущее.

Урсула проводила своих друзей до развилки туристических маршрутов, а сама, постаяв немного в ожидании, когда они скроются за поворотом, сошла в густую траву и стала углубляться в лес. Тропы проложенные для туристов у подножья горы Монте Пердидо и в долине реки Ордеса[2] позволяли насладиться видами известного национального парка Испании, но Урсула любила гулять там, куда другие забирались редко.

Уже больше часа, размеренными шагами, опираясь на гладкую, кривую палку с сильно загнутым верхним концом, она шла по едва заметной тропе. В тени дерев, в своем длинном легком плаще цвета хаки, с едва накинутым капюшоном, из-под которого струились распущенные пшеничные локоны, она походила на добрую колдунью.

Тропа вела вверх, туда, где брал свое начало ручей, что журчал слева от путницы и который стремительным водопадом срывался со скал где-то впереди. Шелест листьев, журчание воды, пряный аромат леса, каждый вздох давался легко, а каждый шаг придавал сил, словно сама мать земля поддерживала Урсулу, ощутив родную душу, ощутив радость и тоску женщины, что носила под сердцем ребенка.

Она подошла к уступу, с которого срывалась вода, с шумом билась о камни, и вновь превратившись в бурный ручей, скрывалась внизу под зеленым покровом листвы. И только отсюда, сверху, становилось понятно по серебряным всполохам в лесной гуще, куда уходил ручей.

Это место ей показал Диалькин.

Урсула отступила к огромному, разломанному, островерхому камню, походившему на трон со срезанным правым подлокотником и наклоненным сиденьем, что не мешало на нем удобно располагаться. Она присела и запустила руку в карман. Все дорогу наверх, она собирала небольшие камешки, и теперь все это богатство двумя горстями легло под ноги, на гладкую и мокрую площадку перед каменным троном.

Конец посоха медленно вытолкнул один камешек в центр площадки, затем другой.

Не спеша, как маленькие жучки, подгоняемые толстой палкой, камушки разбежались узором похожим на бабочку. По крайней мере, так видела Урсула. Она прислонила свой посох к трону и встала.

С этого места хорошо виднелся другой скалистый уступ, на той стороне ущелья. Там полтора года назад ее нашел Диалькин. Урсула помрачнела, погружаясь в воспоминания. Она передернула плечиками, словно замерзла. Да, тот день оказался на редкость холодным или просто таким запомнился. Она закрыла глаза, погружаясь в воспоминания. Прошлое…

Всего два шага от края. Резкий обрыв, где-то там внизу, переходил в пологий склон, поросший кустарниками и деревьями, укрытых листвой всех оттенков бронзы. В пожухлой траве, от скальной стены до кромки леса, то и дело виднелись острые камни. Злой осенний ветер не мог продуть плотные одежды, зато леденил слезы и резал мокрые щеки. Урсула сделала шаг и заглянула за край. Голова не закружилась, хотя раньше выход на балкон одиннадцатого этажа, гарантировал слабость в ногах и потерю ориентации. Вместо этого она почувствовала тепло и легкость, а затем, ощущение, что за ней наблюдают. Не укол в затылок или тяжесть между лопатками, а словно кто-то взял ее за руку и тянет к себе.

– Я бы этого не делал.

Она замерла, затем сделала шаг назад, еще, и только потом медленно обернулась. Камни, редкая трава, мох, низкие кустарники и никого. Урсула подумала, что, от напряжения последних часов, слегка тронулась рассудком. Она осмотрелась, приглядываясь к каждой тени и никого не заметив, отступила на шаг.

– В лучшем случае, вы сломаете себе шею, и на этом все кончится.

Урсула наклонила голову, пытаясь понять, откуда звучит голос.