– Он старается, сынок, – тихонько сказала мама, когда мы услышали, как за ним закрылась дверь.

– Старается что? Старается заполнить свои усы крошками? Папа представляет, что он латинский Том Селлек, пытаясь есть в дороге.

Мама тихо засмеялась и только сказала:

– Мы все стараемся.

Если так выглядят попытки, то Лопесам стоит научиться стараться усерднее. Прошло три года с тех пор, как я вернулся домой, но все осталось по-прежнему, словно ничего не поменялось. Как долго это будет продолжаться? Мне бы хотелось, чтобы все изменилось, но не хватало сыновнего великодушия, чтобы начать играть в счастливое семейство. Они меня выгнали. Мне было всего четырнадцать! Если бы Кэти и ее мама не приютили меня, кто знает, что могло произойти. Большинству детей нетрадиционной ориентации, которые оказывались на улице, так не везло.

А теперь и мамы Кэти не стало. Потеря женщины, ставшей мне практически матерью, той, кто всегда принимала меня таким, какой я есть, только усложнила мое положение дома. Я скучал по ней до боли, которая иногда подкрадывалась и перехватывала дыхание. Моя родная мама могла находиться рядом, но мне казалось, что мы еще никогда не были настолько далеки друг от друга.

Мама встала и похлопала меня по плечу. Она положила свой журнал передо мной, очень осторожно, затем ушла, вероятно, для того чтобы спуститься вниз и переставить товар, так как ей никогда не нравилась чужая выкладка на стеллажи. Ма относилась к нашему магазину как к HGTV-шоу[15], только вместо того, чтобы пришлепывать вагонку ко всему, пока еще не прибитому гвоздями, она находилась в бесконечном поиске идеального места для мюсли и чипсов. Я развернул ее журнал. Это был старый номер People – на обложке красовались какая-то звездочка сериала, которую я едва помнил, и ее появившийся на свет «малыш Джой». Морщинистый и красный младенец, пол-лица которого скрывал до неприличия большой бант.

Если ма думала, что меня это заинтересует, то она понимает меня еще меньше, чем мне казалось. Даже с учетом моего совершенно пустого лета у меня находились дела поинтереснее, чем смотреть, как компашка с наращенными волосами вступает в драку из-за вялого белокожего парня с винирами. Вдобавок, требовалась совершенно особая форма головы, чтобы снять столь эффектный головной убор, и этот бедный младенец таким похвастаться не мог.

Закатив глаза, я схватил пустую тарелку из-под хлопьев и журнал, опустил миску в раковину и бросил журнал обратно на кухонный стол рядом со стопкой неоткрытой почты. Журнал скользнул по стойке, и что-то выпало из него, с грохотом приземлившись на пол.

– Отлично.

Я опустился на колени с легким похрустыванием. Если я уже чувствовал эту несгибаемость, уроки танцев предстояли жестокими. Я поднял то, что упало, ожидая увидеть рекламу леггинсов для подтяжки ягодиц или кроссовок для похудения, или, может быть, огромные банты, закрывающие детские лица. Но это был номер журнала «Бэкстейдж», открытый на странице с приглашениями на кастинг.

Ха. «Бэкстейдж» в нашей семье не пользуется спросом. У меня была онлайн-подписка, где можно найти последние объявления о прослушиваниях, но она истекла, и я не стал ее продлевать. Я планировал все лето пробоваться на те или иные роли. Сейчас, когда я окончил старшую школу, можно было и впрямь посвятить себя прослушиваниям на Бродвее, но лето оказалось своего рода периодом застоя. Сначала я пытался найти шоу, которое позволит мне стать членом профсоюза актеров, чтобы я мог работать на Бродвее, но ничего не получилось. Работы, не связанной с вступлением в профсоюз, тоже не нашлось. Все актеры находились за городом, в летних турне. Даже если бы я каким-то чудесным образом мог попасть на прослушивание в бродвейское шоу, где бы не потребовали карточку актера (которой у меня не было) или наличие агента (которого у меня тоже не было), или рекомендации (которую невозможно было получить без первых двух условий), никаких кастингов не проводилось. Было так легко привыкнуть к рутине молчания за обедами, танцам, дежурствам в магазине и просто прятаться в своей комнате, пытаясь забыться в бесконечных марафонах «Королевских гонок Ру Пола»[16].

Хотелось бы мне увидеть, что эти королевы могли бы сделать с гигантскими детскими бантами.

Теперь, когда наступила осень, где-то, наверное, и проходят кастинги, поскольку одно из объявлений в «Бэкстейдже» было подчеркнуто черным фломастером. Очевидно, ма оставила его здесь, чтобы я нашел. Я бы предпочел, чтобы она разговаривала со мной, а не общалась через брошюры, спрятанные в журнале People. Но если я и узнал что-то за последние пару лет, так это то, что Лопесы не были так хороши в разговорах, как они полагали.

На первый взгляд, мне показалось, что вся эта история с кастингом – шутка. Итан Фокс[17] был режиссером ремейка спектакля «Хэлло, Долли!». Итан Фокс? В этом нет никакого смысла. Итан Фокс являлся любимцем дерзкой бродвейской сцены. Его последним шоу стала новая работа на заброшенной пуговичной фабрике в Нижнем Ист-Сайде, где все актеры были одеты в сырое мясо, которое буквально разлагалось на их телах в течение шоу. Только такой гений, как Итан Фокс, мог возродить «мясное» платье из 2010 года от Леди Гаги и создать из него разоблачение вместо развлечения. Бен Брэнтли из New York Times смешно прокомментировал шоу. Смутно помню: что-то про то, что если вы смогли вынести запах, то это было потрясающе. Итан Фокс не стал бы создавать мюзикл с десятифутовым шестом. И уж точно не такое старье, как «Хэлло, Долли!».

И все-таки… вот оно, черным по белому, в журнале «Бэкстейдж»: Итан Фокс проводит прослушивание для бродвейской постановки «Хэлло, Долли!». Я крепко сжал журнал, пульс ускорился против моей воли.

Прослушивание?

Прослушивание, куда может прийти любой желающий? Где тебя могут заметить? Это потрясающая возможность для тех, кто не являлся членом актерского сообщества Бродвея, шанс для таких, как я. И очень необычный. Не могу припомнить ни одного открытого кастинга со времен возрождения мюзикла «Волосы» в 2009. Тогда я был слишком маленьким для прослушивания, особенно для шоу, которое требовало полной наготы, но мы с ма смотрели репортаж о нем в новостях. Вилли Гейст брал интервью у актеров, которые стояли в очереди на прослушивание, все они ждали своего шанса быть замеченными.

Может ли это стать моим шансом?

Я просмотрел остальную часть объявления о кастинге в надежде обнаружить там описание главной роли, на которую я прекрасно подхожу. Само собой, даже попасть в кордебалет чудесно – я бы получил членство в профсоюзе, плюс стал бы одним из актеров, занятых на Бродвее. Но роль со словами – куда более потрясающая возможность.

Вот. Внизу объявления о кастинге. Ищут опытного танцора, мужчину любой национальности, в возрасте от 18 до 21 года, чтобы сыграть Барнаби Такера.

Это займет всего ничего.

Это была песня о любви из мюзикла «Хэлло, Долли!». Я пробубнил несколько тактов. В мюзиклах для того, чтобы влюбиться, требовалось буквально одно мгновение, что довольно глупо, но в реальной жизни за мгновение тоже многое может измениться.

Возможно, это мое мгновение.

Я вырвал страницу из «Бэкстейджа», аккуратно сложил и сунул в карман спортивных штанов.

Ума не приложу, как примерно может выглядеть постановка Итана Фокса «Хэлло, Долли!».

Но я знал, что скоро это выясню.

Автор: Амелия Стаффорд для «Celebutante Talk», дочерней компании Cabot Media