— Ваши намеки оскорбительны, — процедила Аравис. — Вы выставили меня наложницей перед всей знатью Ташбаана, а теперь еще смеете…

— Будь вы лишь наложницей, — ответил тисрок вкрадчивым тоном, — и, быть может, голова вашего принца уже украсила бы одно из копий над северными воротами. Впрочем, я и сейчас могу это сделать, ведь вы клялись ему в верности перед алтарем северного демона, а не перед столпом богов. Но я не оскорблю Ласаралин. Она ничем не заслужила, чтобы я унизил ее, снизойдя до вашей гнилой натуры. Вы предали своего принца, своих богов и даже свою землю. Даже останься вы единственной женщиной в мире, ни один калорменский мужчина не прикоснется к вам и пальцем.

И добавил со ставшей еще явственнее злой ухмылкой.

— Можете увезти брата на Север, раз вас так взволновала его судьба. Там его уже никто не запрет в золотую клетку. Вот только не думаю, что он согласится.

А затем прошел мимо, словно она была последней рабыней, не заслуживавшей даже кивка в знак прощания.

Мерзавец! — выдохнула Аравис, пытаясь сдержать кипящую в груди ярость. Но та клокотала со всё той же силой, даже когда Аравис ворвалась в душные покои — на распахнутых во всю ширь окнах не шевелилась ни одна прозрачная газовая штора — и с силой захлопнула за собой дверь. Медный засов с лязгом вошел в пазы, хоть ненадолго отрезая ее от заполонивших дворец и его сады змей с человеческими лицами.

— Ненавижу его!

— А я говорил, — меланхолично отозвался Кор, поднимая на нее глаза от какого-то свитка.

— И это всё?!

Хорош, однако, муж и защитник!

— Аравис, — ответил тот, не меняя интонации. — Будем откровенны, из нас двоих сразиться с ним на равных можешь только ты. Причем, я полагаю, не только на словах, но и на мечах. И я слишком хорошо тебя знаю: если я вздумаю прислать ему вызов, ты первой выставишь меня дураком перед всем Ташбааном, назвав безумцем, вмешавшимся в дела, что его не касаются. А то и вовсе сующим голову в пасть к ядовитой змее, не задумываясь о последствиях.

— Да, мы такие, — бросила в ответ Аравис, сдирая с пальцев тонкие золотые кольца и бросая их на стол одно за другим. Сыны и дочери Птицеликого бесстрашны и свирепы, как дюжина пустынных львов. И зубами разорвут горло всякому, кто посмеет посягнуть на то, что они считают своим. — Тебе не понять, что значит быть одним из нас.

— Верно, я всего лишь сын рыбака, — меланхолично отозвался муж.

— Я этого не говорила! — вскипела Аравис с новой силой. — Но ты не знаешь, как… Да он посмел заявить, что напрасно казнил Ахошту. Мол, как бы тот злился теперь, увидев меня с… Будто ты не мужчина!

— Ты путаешь меня с Корином, — безмятежно ответил Кор и наконец отложил свиток. — Это он бесстрашный рыцарь, грозный усекновитель всяких гадов и любовник, сводящий женщин с ума одним своим взглядом. И это он снесет голову даже калорменскому тисроку, если тот посмеет усомниться в последнем… пункте. А меня такие намеки не трогают совершенно.

— И напрасно!

— Аравис, — вздохнул муж и откинулся на резную спинку стула. — Какая разница, чтó они говорят, если ты выбрала меня, а не их? Да пусть шипят, сколько вздумается.

— Как у тебя всё просто, — фыркнула Аравис, бросила на стол следом за кольцами длинные золотые серьги и вдруг заметила лукавые искры в обманчиво-безмятежных голубых глазах. Вот сейчас они с Корином действительно были похожи. — Да ты смеешься надо мной! Я, значит, пекусь о его чести, а он…!

— Знаешь, — ехидно ответил Кор, — я очень хорошо понимаю, зачем Рабадаш тебя взбесил. Ты чертовски красива, когда злишься.

— Ах ты…! — зашипела Аравис и бросилась в атаку. Муж не посрамил гордое звание арченландского рыцаря и вскочил на ноги, мгновенно отгородившись от нее столом. — О, думаешь, я тебя не догоню?!

— Попробуй, — весело согласился Кор и увернулся от попытавшейся ухватить его за ворот руки.

— Вы посмотрите, какой грозный рыцарь, — фыркнула Аравис, делая еще один выпад. — Уверен, что справишься? Я, между прочим, пересекла Великую пустыню за каких-то два дня!

— Я вообще-то тоже! — возмутился муж, и она успела лишь сдавленно пискнуть, оказавшись в медвежьих объятиях. Попыталась было вырваться, но куда там! Забавами в стиле «А согну-ка я подкову» обычно развлекался Корин — как и своей привычкой лезть в рукопашный бой хоть с медведями, — но Кор, будучи его близнецом, брату уступал мало. Разве что предпочитал держать медведей и прочих на расстоянии меча.

Считал, что так надежнее, хотя при желании справился бы и без оружия.

Вот и сейчас прижал Аравис к себе и утянул в жаркий поцелуй, не слушая притворного шипения. А затем подхватил ее на руки — в душный воздух на мгновение взвился сиреневый шелк — и ногой захлопнул дверь в спальню. Заговорил вновь, лишь когда пытался отдышаться, уткнувшись лбом в ее обнаженное плечо.

— Жарко.

— Так лето же, — пробормотала Аравис, перебирая пальцами его спутанные белокурые волосы. — В Ташбаане всегда так.

— Да причем здесь Ташбаан? — фыркнул Кор, и она зашлась смехом, в шутку пихнув его ладонью в грудь.

Ничего. Калорменский тисрок мог выиграть первую схватку, но в следующий раз победа останется за принцессой Арченланда.

========== Глава шестая ==========

Под тонко расписанной крышкой прямоугольной, в целых две ладони шириной, шкатулки лежали длинные, свернувшиеся клубком нити голубого жемчуга. Морские дары Зулиндреха, сокровище, добытое из лишенных света и воздуха глубин, таящихся под синевой отражающих солнце волн. Во всяком случае… так говорили другие. Альмира красоту Зулиндреха никогда не видела.

Никогда не покидала даже границ родной сатрапии. Жизнь племянницы тархана Ильгамута, господина кровавых песков и бича мертвых варварских земель, замыкалась в узких коридорах и душных комнатах скрывающегося в глубинах пустыни дворца. Выросшего под сенью пальмовых деревьев в одном из немногих оазисов, и окружавший его город не шел ни в какое сравнение даже с тем, что лежал вокруг дворца Джаухар-Ахсаны, не то, что со столицами северных и восточных сатрапий. Альмира видела, с каким скучающим выражением лица тархан Ильсомбраз смотрел на дома у подножия дворца-башни, растущей из одинокой бурой скалы — последнего отголоска великой западной цепи, среди утесов и обрывов которой брала начало полноводная Руд-Халидж и дюжины ее притоков.

А ведь Сердце Пустыни было прекраснейшим городом во всей их бескрайней сатрапии. Но, верно, не шло ни в какое сравнение с морской жемчужиной Зулиндреха, раскинувшейся над побережьем в белом песке и синих, как северные алмазы, волнах. И, уж конечно, не с Ташбааном, городом богов и великих тисроков, чей остров еще на заре времен вырос из глубин реки Сахр по воле самого Таша неумолимого и неодолимого.

Ташбаан был несбыточной мечтой, которую ей, дочери тархины из самой южной калорменской сатрапии, было не увидеть никогда. Но это «никогда» оказалось куда короче, чем она могла бы помыслить прежде. Дядя послал за ней на исходе осени — ничего толком не объяснив в отправленном матери письме, — но Альмира догадывалась и чувствовала себя разочарованной. Знала, что не может жить в доме отца до конца своих дней, но думала, что в мужья ей выберут одного из соратников дяди, быть может, даже безземельного тархана, чтобы вознаградить его за проявленную в боях с варварами доблесть. Даже испугалась, что им окажется тот мальчишка-копейщик не старше нее, помогший Альмире подняться в паланкин с тяжелыми, оберегающими женщин от стылого ветра занавесками.

— Позвольте вашему презренному слуге предложить вам руку, пресветлая госпожа.

— Благодарю…

— Мое имя Рушдан, пресветлая госпожа. Счастлив услужить.

Но угроза миновала. Мальчишка был даже не главным в отряде — конечно же, дядя не доверил бы их с матерью безопасность такому юнцу, — и не смел поднимать на тархин глаза, даже когда подавал им флягу с набранной в колодце ледяной водой. И в Джаухар-Ахсане Альмиру ждало новое потрясение.