ЛЕНХЕН: Ленхен, она же Елена Демут, родила сына Фридриха Демута и отдала его на воспитание семье Левис.

Дочери Маркса считали, что Фридрих Демут-Левис – сын Ленхен и Энгельса, а самая младшая дочка Элеонора по прозвищу Тусси осуждала Энгельса за то, что тот плохо относится к своему «сыну».

Фридрих Демут-Левис стал токарем, весьма эмоциональная и хорошо образованная Тусси ему сочувствовала. Все свои сбережения Елена Демут оставила своему сыну. Вероятно, он никогда так и не узнал, кто является его отцом. После смерти Марксов Ленхен стала домработницей Энгельса, а через девять лет была похоронена рядом с Женни и Марксом на кладбище Хайгейт.

ЭНГЕЛЬС: Фридрих Энгельс до конца жизни содержал семейство Маркс. Тайну отцовства он открыл на смертном одре, написав Элеоноре на табличке: «Фридрих Демут, сын Карла Маркса».

Из-за рака горла Энгельс уже не мог говорить, но написал это признание, чтобы Тусси не сомневалась в благородстве его поступков.

ЛИБКНЕХТ: Вильгельм Либкнехт через десять лет вернулся в Германию. Двадцать лет спустя он стал одним из основателей Социал-демократической рабочей партии Германии. Он умрет в том же году, что и Елена Демут. На его похороны пришло сто пятьдесят тысяч человек. Его сын Карл был убит вместе с Розой Люксембург за пропаганду марксистских идей.

ЭНГЕЛЬС: Через пять лет после смерти Ленхен и Либкнехта поздней осенью четверо молодых социалистов, в том числе Тусси Маркс, выполнили последнее и очень настойчивое желание Энгельса – выйдя на лодке в открытое море, они бросили в воду урну с его прахом.

Тусси и Лаура покончили жизнь самоубийством – первая через три года, а вторая через тринадцать лет.

ОДИН ТАКОЙ: Пани Анина боится смерти. Преимущественно и с рождения. Тем хуже.

ОДНА ТАКАЯ: С пани Аниной я познакомилась в больничной палате. Она лежала рядом. Мы обе сломали ноги. Я – серьезно. А она свою сломала несерьезно. Где-то там бегала. В сущности, ничего особенного. Но поговорить нам не удалось: она постоянно смотрела в потолок. А по телевизору была интересная передача. Шоу талантов на предмет умений и внешности. Конкурс, кто съест червяка и сморщится меньше остальных. Я голосовала и эсэмэски посылала. И проголосовала за победителя. У меня всегда так. Когда выборы в парламент, я тоже ставлю на того, кто выиграет, и у меня всегда получается.

ДРУГАЯ ТАКАЯ: Пани Анину я знала по балкону. Она выращивала пеларгонии разных цветов, а я всегда предпочитала сурфинии. Сурфинии – более требовательные цветы, но зато какие благодарные. Не все могут их себе позволить. Только люди самоотверженные. С амбициями. Пеларгонии – для слабаков.

ТАКАЯ ТАМ: Пани Анина? Заходите.

ТАКАЯ ТАМ: Как ребенок?

АНИНА: Хорошо.

ТАКАЯ ТАМ: Уже не плачет столько по ночам?

АНИНА: Не знаю. Не слышу. Зато плакал сегодня днем. Я слышала, что плакал.

ДРУГАЯ ТАКАЯ: Все мои дети были зачаты днем. Ночью надо спать. Я всегда зачинаю детей днем, отдохнувшая и в настроении. Им требуется, чтобы ты была отдохнувшая и в настроении. Вот будут у вас дети – увидите.

ТАКАЯ ТАМ: А вы как себя чувствуете?

АНИНА: Не знаю. Нормально вроде.

ТАКАЯ ТАМ: Ничего не беспокоит?

АНИНА: Немного… Нет, ничего не беспокоит.

ТАКАЯ ТАМ: Таблетки помогают?

АНИНА: Не знаю. Вроде да.

ТАКАЯ ТАМ: Настроение улучшилось?

АНИНА: Без изменений.

ТАКАЯ ТАМ: Может, у вас есть какие-то вопросы?

АНИНА: Нет.

ОДНА ТАКАЯ: К детям нужно иметь подход. Надо обозначить границы. А если им непонятно, нарисовать на полу красным фломастером. Граница у кровати и от пояса вверх, ибо нельзя позволять ребенку садиться себе на голову. Ребенок должен знать, где проходят границы, пока не сообразит, что можно определять их самостоятельно. Потому что потом, когда он уже съедет и не позвонит даже на Рождество, устанавливать границы будет слишком поздно. Поэтому нужно торопиться с выполнением родительских функций. Границы и функции. Так бы я это определила. Это кредо. У вас есть какое-нибудь материнское кредо?

АНИНА: Что, простите?

ТАКАЯ ТАМ: Точно никаких вопросов?

АНИНА: Я хотела узнать, почему эти таблетки в виде цветочков. Это идиотизм.

ТАКАЯ ТАМ: Иногда их дают людям, которые не хотят пить лекарства по собственной воле.

АНИНА: И те соглашаются, потому что они в виде цветочков?

ТАКАЯ ТАМ: Им так легче. Цветы навевают приятные ассоциации.

АНИНА: Какие, например?

ТАКАЯ ТАМ: Они как конфеты. Больной чувствует себя ребенком.

АНИНА: Я не чувствую себя ребенком, значит, я не больна?

ТАКАЯ ТАМ: К чему вы клоните?

АНИНА: Меня раздражают эти цветочки. Может, они не для меня. Мне после них не лучше, а тот факт, что они розовые и в виде цветочков, унизителен. Меня это злит.

ТАКАЯ ТАМ: Почему?

АНИНА: Потому что я в плохом настроении, а они розовые и в виде цветочков, что тут непонятного.

ОДНА ТАКАЯ: Я спрашиваю, есть ли у вас как у матери какое-то кредо. Месседж, который вы бы могли передать другим матерям.

АНИНА: Нет, пожалуй, нет.

ОДНА ТАКАЯ: Я так и думала. Но вы не огорчайтесь. Вы еще молодая.

ТАКАЯ ТАМ: Вы бы предпочли, чтобы они были черные?

АНИНА: Я бы предпочла, чтобы они действовали.

ТАКАЯ ТАМ: То есть вам не становится лучше после этих таблеток?

АНИНА: Они не так плохи, если бы не тот факт, что они в виде цветочков. У вас есть какие-нибудь нормальные таблетки для взрослых?

ТАКАЯ ТАМ: Я могу прописать, например, аспирин, но боюсь, он не поможет.

АНИНА: Я же упоминала, что у меня проблемы с чувством юмора?

ТАКАЯ ТАМ: Я дам вам другие таблетки. Но есть одна проблема. Они в виде зеленого горошка.

АНИНА: Вы надо мной издеваетесь?

ТАКАЯ ТАМ: Нет. Просто мы уже израсходовали слабые лекарства и перешли к более сильным, а они все такие с приколами.

АНИНА: У вас нет каталога?

ТАКАЯ ТАМ: К сожалению, нет.

АНИНА: Тогда попробуем зеленый горошек.

ТАКАЯ ТАМ: А может, вы просто останетесь в больнице?

АНИНА: Не могу. Мне надо приготовить ребенку ужин. Я и так уже слегка засиделась.

ОДНА ТАКАЯ: И вот это уже кредо. «Мне надо приготовить ребенку ужин», – звучит. Можно сделать это основным лозунгом какой-нибудь кампании на тему материнства.

ДРУГАЯ ТАКАЯ: Даже не знаю.

ОДНА ТАКАЯ: По-моему, очень хороший лозунг.

ДРУГАЯ ТАКАЯ: А по-моему, с детьми нельзя так деликатно. Если с ребенка все время сдувать пылинки, он вырастет последним недотепой. Разок не поужинает – может, научится наконец сам делать бутерброды. Как-то одна женщина спросила меня, можно ли дать ребенку такую-то кашку, ведь ее малышке всего полгода. Полгода карапузу, а она кашку боится давать. Я ей и говорю: «Милая, мой Брайанчик в четыре месяца голубцы ел». Вот мой ответ всем этим страдающим матерям, этой проклятой мартирологии и другим стабат матер долороса.