В том же 1938 году Сталин публично обвинил Ягоду и лечащих врачей советского правительства в убийствах Менжинского, Пешкова, Куйбышева и Горького. Троцкий пишет:

Казаков был в этом отношении особенно полезен, так как он, по словам доктора Левина, оперировал при помощи медикаментов, которые он сам изготовлял без всякого контроля в своей лаборатории, так что он один знал секрет своих инъекций [...] Показания доктора Левина, 68-летнего старика, производило наиболее потрясающее впечатление. По его словам, он намеренно содействовал ускорению смерти Менжинского, Куйбышева и самого Максима Горького. Он действовал по требованию Ягоды, ибо боялся «истребления своей семьи». Горький представлял серьезную опасность. Он находился в переписке с европейскими писателями, его посещали иностранцы, ему жаловались обиженные, он формировал общественное мнение. Никак нельзя было заставить его молчать. Арестовать его, выслать, тем более расстрелять — было еще менее возможно. Мысль ускорить ликвидацию больного Горького «без пролития крови» через Ягоду должна была представиться при этих условиях хозяину Кремля как единственный выход. [...]

В дни процесса, основной фон которого составляла ложь, обвинения, как и признания в отравлении старого и больного писателя, казались мне фантасмагорией. Позднейшая информация и более внимательный анализ обстоятельств заставили меня изменить эту оценку. Не все в процессах было ложью. Были отравленные и были отравители. Главный из них руководил по телефону судом. [...] О недовольстве Горького, об его попытке вырваться за границу, об отказе Сталина в заграничном паспорте в Москве знали и шушукались. После смерти писателя сразу возникли подозрения, что Сталин слегка помог разрушительной силе природы.

Ягода возглавил госбезопасность после смерти Менжинского, в тот же день. Под него создали новую должность: Народный комиссар внутренних дел. И дополнительно — как отдельный наркомат — Главное управление государственной безопасности (ГУГБ), которое тоже возглавил Ягода. В 1935 году ему первому присвоили звание «Генеральный комиссар гос­безопасности». Но 26 сентября 1936 года Ягода был снят со своих постов и назначен наркомом связи СССР. В январе 1937 года его подвинули и оттуда, затем — исключили из партии, подвергнув резкой критике на февральско-­мартовском пленуме ЦК 1937 года.

Хотя формальное сообщение о снятии Ягоды с должности наркома связи последовало лишь 4 апреля 1937 года, уже 28 марта его арестовали, а 15 марта 1938 года, после того как он стал одним из главных обвиняемых на Третьем московском открытом процессе, расстреляли на спецобъекте «Коммунарка» — на его же даче. Ягоду заставили наблюдать за расстрелом остальных осужденных этого процесса и убили последним. Перед расстрелом, по указанию нового руководителя НКВД, Ежова, Ягоду избил начальник 1-го отдела ГУГБ НКВД СССР Израиль Дагин216.

Жену расстрелянного Иду Авербах уволили из прокуратуры, где она служила, и 9 июня 1937 года арестовали. Вместе с матерью и семилетним сыном ее отправили в ссылку в Оренбург сроком на пять лет. Но мафиозные законы сталинщины требовали, хотя и не всегда, уничтожения всей семьи. В 1938 году, после пересмотра ее дела, Иду Авербах расстреляли.

20 июня 1937 года родителей и сестер Ягоды выслали сроком на 5 лет в Астрахань. 8 мая 1938 года их приговорили к 8 годам ИТЛ. Отец Ягоды умер в заключении в Воркуте, мать — в Северо-­Восточном ИТЛ. Ссылки и расстрелы ждали и сестер. Розалия Григорьевна Шохор-­Ягода (1890, Симбирск — 1950) после отбывания срока заключения еще 5 лет находилась в ссылке на Колыме; Таисия Григорьевна Ягода-­Мордвинкина (1895–1988) после освобождения 29 октября 1949 года была выслана в Красноярский край; Эсфирь Григорьевну Ягоду-­Знаменскую (1896 года рождения) 16 июня 1938 года приговорили к расстрелу; Фрида Григорьевна Фридлянд-­Ягода (1899 года рождения) после освобождения из лагеря в 1949 году была повторно осуждена на 10 лет ИТЛ и исчезла; Лилию Григорьевну Ягоду (1902 года рождения) 16 июня 1938 года приговорили к расстрелу. Все они были родственниками Якова Михайловича Свердлова. Никакая сицилийская мафия не могла даже мечтать о такой вендетте.

26 сентября 1936 года место опального Ягоды как наркома внутренних дел занял Николай Иванович Ежов. К тому времени он был уже председателем Комиссии партийного контроля (КПК) при ЦК ВКП(б), членом Оргбюро ЦК ВКП(б) и секретарем ЦК ВКП(б). Иными словами, он являлся не бывшим офицером госбезопасности, как Менжинский или Ягода, а партийным функционером, непосредственным начальником которого был генсек партии Сталин. Это был первый случай отхода партийного руководства от недолгой, как и вся советская история, традиции, когда главой госбезопасности становился первый (главный) заместитель ушедшего начальника. Менжинский и Ягода были фактическими руководителями госбезопасности до того, как заняли свои посты формально. Менжинский выполнял функции Дзержинского, так как последний был занят. Ягода — функции Менжинского, поскольку тот часто болел.

Нарком Ежов пришел из партаппарата и стал в Советском Союзе организатором «Большого террора 1937–1938 годов», самых массовых репрессий советской номенклатуры. Став наркомом внутренних дел, он не оставил ни одного из своих партийных постов. Иными словами, он сочетал службу в госбезопасности с партийной работой.

Начал Ежов с чистки органов госбезопасности от сотрудников и сторонников Ягоды. 2 марта 1937 года он выступил на пленуме ЦК ВКП(б) с резкой критикой собственных подчиненных (подчиненных репрессированного Ягоды), указав на их провалы в следственной и агентурной работе. Все это соответствовало задачам, поставленным перед Ежовым Сталиным, указывавшим в шифротелеграмме, посланной из отпуска членам Политбюро ЦК еще 25 сентября 1936 года, что «Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-­зиновьевского блока ОГПУ, опоздал в этом деле на 4 года». Именно после этой телеграммы Сталина, на следующий день, Ягоду сняли с поста наркома внутренних дел и заменили Ежовым.

На февральско-­мартовском пленуме 1937 года рассматривались такие вопросы:

Дело тт. Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова (докладчик Н. И. Ежов)

Об уроках вредительства, диверсии и шпионажа японо-­немецко-троцкистских агентов (докладчики В. М. Молотов, Л. М. Каганович и Н. И. Ежов)

О недостатках партийной работы и мерах по ликвидации троцкистских и иных двурушников (докладчик И. В. Сталин)

Выступая с докладом по первому вопросу, глава НКВД на основе сфабрикованных и выбитых под пытками показаний ранее арестованных двадцати шести партийных руководителей обвинил Бухарина и Рыкова в том, что они «встали на путь прямой измены родине, на путь террора против руководителей партии и советского правительства, на путь вредительства и диверсий в народном хозяйстве».

Пленум исключил Бухарина и Рыкова из состава кандидатов в члены ЦК ВКП(б) и из рядов ВКП(б). В тот же день их арестовали.

С докладом по вопросу «Об уроках вредительства, диверсии и шпионажа японо-­троцкистских агентов» на примере народного комиссариата тяжелой промышленности СССР выступил председатель СНК В. М. Молотов. На самом деле по данному вопросу с докладом должен был выступать нарком тяжелой промышленности Орджоникидзе, но за пять дней до пленума, 18 февраля 1937 года, он застрелился (официально было сообщено, что он умер от сердечного приступа).

Вторым по данному вопросу выступал нарком путей сообщения СССР Л. М. Каганович, по мнению которого требовалось широкомасштабное искоренение «врагов народа». «Вредны слезы по поводу того, что могут арестовать невинных», — подчеркнул докладчик.

А вот с докладом «О недостатках партийной работы и мерах по ликвидации троцкистских и иных двурушников» выступил Сталин. «Нынешние вредители и диверсанты, троцкисты, — сказал он, — это большей частью люди партийные, с партийным билетом в кармане... Их сила состоит в том, что партийный билет дает им политическое доверие и открывает им доступ во все наши учреждения и организации. Их преимущество состоит в том, что, имея партийные билеты и прикидываясь друзьями советской власти, они обманывали наших людей политически, злоупотребляли доверием, вредили втихомолку»217.