В 1998 году отец Александр передал в дар храму Святой мученицы Татианы, тому самому, где с 1996 года служил агент госбезопасности Вигилянский, иконостас, ранее находившийся в эмигрантской церкви в Нью-­Йорке.

Еще одним ярким белоэмигрантом — агентом советской разведки и церковным деятелем — был Александр Львович Казем-­Бек, 1902 года рождения, уроженец старинного дворянского рода. Отец Александра — Лев Александрович Казем-­Бек (1876–1952) — окончил Пажеский корпус, где его соседом по парте был граф Алексей Игнатьев, будущий царский генерал, перешедший впоследствии на службу к большевикам и ставший известным советским разведчиком.

В августе 1917 года, из-за февральской революции, Казем-­Беки уехали в Казань, а в марте 1918 года перебрались в Кисловодск, куда к этому времени съехался «весь Петроград». В 1920 году семья Казем-­Беков из Новороссийска эвакуировалось в Салоники, затем в Югославию. В сентябре 1920 года А. Казем-­Бек поступил в Белградский университет на филологический факультет, начал работать переводчиком в Комитете по делам русских беженцев в Белграде.

Из Югославии Казем-­Беки переехали во Францию, а с 1925 по 1929 год жили в Монте-­Карло.

К началу 1930-х А. Казем-­Бек стал известным русским фашистом, приверженцем его итальянского течения и германского нацизма. В фашистских кругах его хорошо знали. В досье итальянских спецслужб об Александре Казем-­Беке сообщалось, что он был «единственный из белоэмигрантов, кто имел аудиенцию у Муссолини, встречаясь с ним в мае 1934 года».

Казем-­Бек поддерживал также отношения с первым секретарем фашистской партии Акиле Стараче, участвовал в съезде фашистских партий русской эмиграции в Берлине, был главным редактором фашистского издания «Наше знамя», издававшегося в Везине (Франция), где он сам в то время жил, занимая резко антисоветскую позицию и призывая белую эмиграцию к вой­не против Советского Союза.

Однако со временем взгляды Казем-­Бека в отношении СССР изменились. К 1937 году он был уже сторонником Сталина и приветствовал сталинские репрессии как метод уничтожения коммунистов-­интернационалистов. Произошло это, впрочем, не без влияния Алексея Игнатьева, который в те годы являлся резидентом советской разведки в Европе и поддерживал отношения с Казем-­Беком433.

После начала Второй мировой вой­ны, в 1940 году, Казем-­Бека арестовали и поместили в лагерь, откуда выпустили через год. Со своей семьей он сумел уехать в США. Но не в полном составе. Отец Александра — Лев Казем-­Бек — в 1947 году вернулся в СССР, был арестован, обвинен в шпионаже и сослан в Казахстан, где умер от голода.

В Америке А. Казем-­Бек преподавал русский язык в Йельском университете, возглавлял некоторое время кафедру русского языка и литературы в Коннектикутском колледже в Нью-­Лондоне, принимал участие в работе религиозно-­философского общества «Третий час», которое возглавляла Елена Александровна Извольская, дочь Александра Петровича Извольского (1856–1919) — российского дипломата, посла царского правительства в различных странах.

Но в его жизни была и закулисная сторона: с 1937 года, после знакомства с Игнатьевым, Казем-­Бек начал работать на советскую разведку. В 1956 году, с очевидным опозданием, им заинтересовалось ФБР, и он, предварительно получив на то согласие своих кураторов из КГБ, поспешно бежал в СССР, оставив в Америке жену и двоих детей. В 1957 году он получил советское гражданство.

Вернувшись в Советский Союз, Казем-­Бек опубликовал «покаянное письмо» о своей горькой судьбе в «Правде» и серию статей о «бездуховной Америке» в «Литературной газете». Позже устроился в Отделе внешних церковных сношений (ОВЦС) РПЦ.

Бобков в книге «Последние двадцать лет. Записки начальника политической контрразведки» описывал свои неоднократные встречи и беседы с Казем-­Беком, а кадровый разведчик Александр Соколов в книге «Анатомия предательства: “Суперкрот” ЦРУ в КГБ» (2005) сообщал, что именно он устроил Казем-­Бека в ОВЦС.

Официально он занимал в ОВЦС должность переводчика. Фактически — являлся «правой рукой» и референтом митрополита Никодима (Ротова), агента «Святослава», ведавшего связями с зарубежными церквями.

Казем-­Бек имел открытый счет в престижном московском ресторане «Прага». Ему и его новой семье (он сочетался в СССР церковным браком с 18-летней Сильвой Борисовной Цветаевой) предоставили квартиру в элитном доме на Фрунзенской набережной, где проживали ответственные сотрудники Министерства обороны СССР. Оставленная им в США супруга, на иждивении которой находились двое детей, не зная о его втором браке, по просьбе мужа посылала ему в Москву все, о чем тот просил, не получая взамен никакого материального возмещения и поддержки. Когда обман со вторым браком раскрылся, бывшая жена отправила письмо патриарху Алексию Второму с вопросом, правда ли, что у мужа теперь вторая жена. 15 января 1967 года патриарх ответил:

Относительно Казем-­Бека ничего вам сказать не могу, так как не знаю интимных сторон его жизни. Я его очень люблю. Он прекрасный, воспитанный человек, и я его часто вижу. Он очень нам помогает при сношениях с разными иностранными делегациями [...] Алексий.

В КГБ усмотрели в письме американской жены Казем-­Бека происки спецслужб США. C целью противодействия им на встречу с брошенной женой был отправлен священник, сотрудник ОВЦС Борис Кудинкин, являвшийся сотрудником советской разведки. Вера Рещикова, работавшая вместе с ним в ОВЦС, вспоминала:

Это был отпетый мерзавец [...] Он был шпионом. Он заманивал [к себе] женщин, а агенты [КГБ], спрятавшиеся в соседней комнате, фотографировали их. Одна из его жертв, чешка, пожаловалась в консульство своей страны. Несмотря на скандал, он продолжал работать в ОВЦС434.

Надо отдать должное, работал «отпетый мерзавец» успешно: соблазнил секретаршу посольства Нидерландов в Москве. Эта женщина, уже немолодая, попала под его «славянское обаяние», после чего впала в депрессию и была отозвана своим правительством. Через год, когда она работала в одной из столиц на Ближнем Востоке, советская разведка с нею связалась...

Михаил Николаевич Чавчавадзе, шурин Александра Казем-­Бека, познакомивший его с Игнатьевым и тоже оказавшийся в эмиграции во Франции, в 1947 году также вернулся с семьей в СССР, был арестован, обвинен в шпионаже и в 1949 году осужден на 25 лет лагерей. Семью его в 1949 году сослали в Казахстан. В числе сосланных оказался и Зураб Чавчавадзе — сын Михаила Чавчавадзе и племянник Александра Казем-­Бека. Родился он в 1943-м в оккупированном немцами Париже, в 1947-м с родителями вернулся в СССР и в 6 лет был репрессирован как сын «врага народа». Зураб Чавчавадзе вспоминал:

Шел 1956 год. Мой отец, вернувшийся с семьей после вой­ны из эмигра­ции в СССР и поплатившийся за это осуждением на 25 лет ГУЛАГа, подпал под хрущевскую реабилитацию и приехал за нами из заполярной Инты в южно-казахстанскую ссылку, в коей мы пребывали в статусе семьи «врага народа». Отбив в себе всякую охоту трудиться на советскую власть, реа­билитированный «враг народа» перевез нас в Алма-­Ату, где устроился на работу в канцелярию архиепископа Алексия (тогдашнего управляю­щего казахстанской епархией)435.

В 1969 году Зураб Чавчавадзе окончил факультет западноевропейской филологии Тбилисского государственного университета и в 1969–1971 годах работал старшим научным сотрудником грузинского НИИ научной информации в Тбилиси. В 1971–1989 годах он был старшим преподавателем кафедры новых методов обучения в тбилисском университете. Но в 1990 году он стал одним из организаторов Российского дворянского собрания (Союз потомков российского дворянства), и не случайно.

19 августа 1991 года, во время ГКЧП, в Москве проходил Первый конгресс соотечественников, подлинным инициатором которого был КГБ. Одним из видных участников Конгресса был глава РПЦ патриарх Алексий Второй, год назад продвинутый на эту должность 4-м отделом 5-го Управления.

Международные мероприятия вообще и конгрессы соотечественников в частности, с завидной регулярностью проводимые в Москве с августа 1991 года, с точки зрения КГБ представляли удобную возможность для использования участников форумов в интересах госбезопасности. Изучение тех, кто впоследствии приглашался как участник конгресса, начиналось задолго до проведения мероприятия. Сам же конгресс становился кульминационным моментом при обработке и вербовке спецслужбами представлявших для них интерес участников. Подобная деятельность рано или поздно приносила свои плоды.