Миражный памятник живым и погибшим покорителям космоса сверкал яркими красками на границе военного и гражданского космодромов. Призрачный обелиск сиял в высоте глубоким синим светом, а золотистая фигура космонавта на вершине подняла руку в приветствии звездам. Другая фигура, мерцая лиловыми отсветами у подножия обелиска, склонила голову в сдержанной скорби – напоминала о погибших. Я видел этот памятник еще десять лет назад, но сегодня в нем появилась какая-то особая ясность и величие. Должно быть, я смотрел на него другими глазами. Или генерал-лейтенант распорядился поставить новый аккумулятор на миражный генератор памятника.

В движении на космодроме наметился порядок. Над центром зависли пилотируемые перехватчики, ведущие за собой по два-три беспилотных. Плазмоидные орудия с их плоскими щелями-дулами, шагающие танки на высоких складных ногах, лазерные самоходные пушки, сложившие крылья и застывшие в метре над поверхностью – все построились напротив памятника. Рядом перестраивались модули управления с торчащими во все стороны оптическими генераторами и клубящимися миражами. Миражи убедительно изображали танки и пушки, чтобы ввести в заблуждение противника.

Один из модулей повернулся к миражному памятнику, новое изображение смешалось с его миражом, и в поднятой руке верхней фигуры засверкала золотом миражная кружка с пенящимся пивом. Модуль обошел памятник на своих шести ногах, как земной жук, но мираж продолжал держаться в новом виде. Насколько я знал, высшим шиком в таком случае считалось пройти весь парад вдоль Проспекта и, не сдвинув, удержать кружку на памятнике до конца. Десять лет назад рассказывали даже, что Хантер делает вид, будто ничего не заметил, если пивной мираж до конца парада устоит на руке памятника неподвижно, но устраивает разнос с официальным выговором за нарушение дисциплины, если кружка хоть раз дрогнет.

На мгновение дорожка Проспекта ушла у меня из-под ног – это взлетели перехватчики с гравидвигателями, рассыпая вокруг себя в черноте космического неба ярко сверкающие облачка нанопыли – красные, зеленые, серебристые. Следом полетели фигурные миражи с гербом Союза Северного Полушария и эмблемой Галактического Арбитража – перекрещенными разноцветными орбитами.

Облачка красящей нанопыли поплыли по Проспекту, то и дело опускаясь к зрителям. Девочка-подросток нырнула под моим локтем, стараясь подставить перчатку экзоскелета под красное облачко и таща за собой брата-дошкольника, а тот уже разглядывал зеленую отметину на рукаве. Теперь красящие микрочастицы будут до завтра разыскивать свои облака, но если зрители унесут их домой, то и не найдут. Золотое облачко, сверкая, опустилось на рукав моего «Берсерка». Десять лет назад оплеуха от отца за испорченную вещь была бы мне обеспечена, но теперь я не стал стирать случайный подарок.

Дорожка снова качнулась под ногами. «Смотрите, «Дмитрий Донской»!» Зрители закрутили головами, глядя в черноту неба. Из-за зеленого бока Виты выплыл серебристый с красными полосами шар базового корабля. Десять лет назад такого не было. В те времена единственный базовый корабль Дубля, «Лондон», не участвовал в праздничных развлечениях. То ли Хантер экономил энергию, то ли пилоты старика «Лондона» не желали заниматься сомнительным пилотажем в тридцати километрах от поверхности. Стайка из пяти красно-серебряных катеров вылетела из открывшихся шлюзов на сверкающих боках «Донского», каждый выпустил десяток перехватчиков, ведущих за собой облачка разноцветного блеска. Перехватчики закружились вокруг катеров, катера начали вращение вокруг корабля, как спутники вокруг планеты, а сам «Дмитрий Донской» торжественно летела среди звезд. Дорожка так и прыгала у меня под ногами – гравидвигатели у корабля и катеров были сильные. Следом за «Донским» появился синий с золотом «Витязь» и проделал все то же самое, а потом оба корабля скрылись за горизонтом.

По полю космодрома пошли пехотинцы в экзоскелетах. Первыми – бойцы гарнизона в пленочных экзоскелетах вроде моего «Берсерка», годных только для того, чтобы облегчать движение. За ними – спасатели из Галактической Спасательной Службы в усиленных двадцатикилограммовых «Центурионах» с двумя двигателями на спине и космическими базуками на плече. Это оружие только так называлось – на самом деле они били не гранатами, как старинные базуки, а тирококсовыми патронами, зато эффект был как от классической гранаты. Последними шагали десантники в трехметровых «Легионерах» с двумя парами двигателей – не бойцы, а человекообразные перехватчики.

Зрители в экзоскелетах с откинутыми шлемами смотрели на парад из-за золотистого стекла Проспекта, а полностью одетые стояли на дорожке вдоль посадочного поля. Я встал у стекла, а вокруг меня не стихали разговоры. Все всех знали, у всех среди идущих в колоннах были родственники, друзья и знакомые.

– Смотри, смотри, вон отец пошел!…

– Вон там ребята с «Витязя»… Роби на танке поехал, видели?

– Смотри, сын твой со знаменем идет! Бенни, ты куда пошел? Потеряешься…

У меня там не было никого, а Славка, которую я всей душой желал видеть, только что пролетела в двухстах метрах от Дубля. Да и хотела ли она, чтобы я ее видел?

Последней прошла пожарная охрана, и парад закончился. Военная музыка сменилась новыми песнями, но по-прежнему грохотала на весь Дубль. Зрители начали шумно расходиться. Кто-то во весь голос поздравлял тетушку с праздником по грависвязи, кто-то пытался перекричать музыку, договариваясь о встрече, кто-то подпевал военному маршу. Участники парада, прошедшие первыми, уже поставили на места свою технику, сняли экзоскелеты, и теперь вливались в поток гуляющих ручейком сине-золотых парадных мундиров. На фоне черного неба мелькнула среди далеких звезд яркая красноватая звездочка, замедлила ход, зависла где-то над пассажирским космодромом и начала снижаться. Что за пассажирский рейс в такой день? Впрочем, к праздничному обеду на Дубле эти пассажиры прекрасно успеют.

Кто-то подхватил меня под локоть сзади и остановил. Что такое? Старый человек в гражданском экзоскелете смотрел на меня на меня из-за пленки шлема и улыбался, топорща пышные усы.

– Ну, здравствуй, уникальный пациент, оскольчатый перелом мыщелков! Пойдем-ка прямо сейчас со мной в больницу!

Но это же доктор Григорьев! Тот самый, который работал еще с моим дедом на Регдонде и лечил меня в ночь начала войны! Как он меня узнал? А я-то думал, что старый врач, работавший еще с моим дедом на Регдонде, не запомнил меня! Впрочем, еще дед говорил, что Григорьев – специалист по уникальным случаям, а уникален для него каждый.

– Но зачем мне в больницу, доктор?

– Затем, что потом я тебя не поймаю, а я хочу посмотреть на свою работу.

Больница была рядом – прозрачный купол со стерильно белыми палатами, многорукими медицинскими роботами и бесконечными коридорами. В последний раз я был здесь во время войны. Для кого-то война – это сражения и подвиги, для кого-то – труд и горе, а для меня – синий пузырь с регенератором на сломанном локте, темные больничные коридоры, невесомость и запах канализации.

Неужели это было здесь – в коридоре с белыми блестящими стенами? Горький дым горящего пластика – где-то загорелись световоды, истерический крик кого-то из лежачих больных в хирургии, холодные ручки передвижного морфоместа, на котором стонал и хрипел старик-сердечник. А потом – жгучая боль в сломанном локте, зеленые вспышки аварийного освещения, золотистая пелена беспамятства перед глазами – это тоже было здесь? И это здесь плавало облаком в невесомости и темноте содержимое отказавшего канализационного пресса, а я разгребал ее и пытался наглухо закрыть герметическую дверь шлюза перед уцелевшим концом коридора.

В этом конце была дверь в операционную и процедурную. Закрыв дверь перед облаком грязи, можно было снять шлем и дышать, хотя в воздухе все равно оставался неистребимый запах канализации, принесенный больными на экзоскелетах. Снять их доктор Григорьев разрешал только во внутреннем шлюзе, перед самой операцией. А после нее я вместе с другими ходячими больными сидел на полу в гнусно пахнущем коридоре напротив операционной и смотрел мутные миражи с техническими записями, которые нелегально скачал на чей-то мощный микрокомп из военного локатора. Как их удалось скачать в ту ночь, я и сам не понял, но и ходячие больные, и врачи то и дело выскакивали в коридор узнавать новости, а новости с каждой минутой становились все страшнее. Катеров гарнизона Дубля становилось все меньше, перехватчики «Лондона» гибли один за другим, а каутильский флот как будто не убывал, и на смену сбитым катерам приходили все новые и новые.