«Я не знала, - говорит она, - что мне здесь есть».
Она не знает, какой я здесь посторонний, как редко бываю в Лондоне, что почти не встречу таких, как она. Будет ли она мусульманкой, индуисткой, вегетарианкой? Во всяком случае, без бекона. Я рекомендую яйцо и чипсы.
«У меня есть грант на исследования», - говорит индианка, глядя в окно, где под дождем проезжает автобус. «Шесть недель в Лондоне. Я никогда раньше не был в Лондоне ».
'Ах. Что ж, вы должны увидеть еще кое-что, кроме этого.
«Я буду, если моя работа позволяет».
«Определенно, тебе нужно время, чтобы осмотреться».
«И как долго ты будешь здесь работать?»
«Не знаю», - говорю я, хотя на самом деле знаю. У меня три дня здесь, в Лондоне, а потом я лечу в Берлин. «Я здесь ненадолго в Лондоне, а потом поеду в Германию и Польшу, ну, не совсем Польшу на самом деле, а Россию».
«Это звучит очень интересно».
«О, это не совсем так. Это не моя работа или что-то в этом роде. Я действительно зря трачу время. Просто теперь у меня есть время зря. Моя дочь выросла, теперь она не в моих руках, и муж сказал, что я тоже могу это сделать. Понимаете, в этом нет ничего важного, это просто семейное дело. Просто кое-что, о чем я думал, что смогу узнать, теперь, когда у меня есть время ».
В суде должно было выясниться, что пара, находившаяся под наблюдением, достигла Ватерлоо излишне окольным путем. Не было никаких предположений относительно того, было ли это результатом прихоти или случайности, или это была преднамеренная, но дилетантская попытка избавиться от любого, кто мог их преследовать.
Они приехали на поезде из Солсбери, хотя, возможно, предпочли бы сесть на поезд прямо из Уэймута, проехав сначала до Солсбери, а затем оставив там свою машину - из-за обледенелой дороги, как они сказали, но потом поезд Само собой пришлось изменить маршрут вокруг Бейзингстока, где предыдущий проливной дождь смыл линию. Если они намеревались делать много покупок в Лондоне, у них уже не было времени. Они должны ограничиться поездкой на автобусе за три пенса до рынка на Ист-стрит в Уолворте и вернуться к четырем тридцать на встречу, которую они устроили.
Их звали Гарри Хоутон и Этель Элиза-Бет Джи, хотя в газетах писали, что Этель была широко известна как Банти. Оба были сотрудниками Управления подводного оружия Адмиралтейства в Портленде, Банти - канцелярским помощником самого низкого уровня в отделе документации чертежной конторы, Гарри - канцелярским служащим в безобидно звучащей Портовой вспомогательной ремонтной группе, где он имел доступ к приказам Адмиралтейского флота и карты и сведения о судах. Они вдвоем время от времени ездили в Лондон, и один или два раза они останавливались здесь на ночь. (Одна из газет называет Банти «дружелюбной старой девой», что кажется застенчивым способом сказать, что она спала с Гарри и что в отеле, который они посетили, она надела кольцо на палец и притворилась его женой.)
На этот раз выяснилось, что они не собирались оставаться. Возможно, Банти должна была быть дома для трех стариков, о которых она заботилась: ее восьмидесятилетней матери, прикованной к постели тети Бесси, ее дяди Джона (или Джека, как писали в некоторых газетах). Возможно, у Гарри были другие намерения. Наблюдатели во время предыдущей поездки, которую он совершил для встречи со своим знакомым в Лондоне, уловили комментарий о девушке из Южной Африки. Намек на то, что он был двукратным Банти, был тем, чего люди ожидали от шпионов, даже если ему было пятьдесят пять, он был лысеющим и до недавнего времени жил в фургоне.
Вернувшись на Ватерлоо-роуд, Гарри и Банти пересекли угол возле «Олд Вик». Там к ним быстро подошел мужчина, и они обменялись рукопожатием. Гордон Лонсдейл, как он себя называл (настоящее имя К. Т. Молоды), был темноволосым и коренастым, обладал стилем и искрой, которых не хватало другим. В его манерах тоже было очарование, потому что он повернулся к Банти и немедленно предложил взять корзину для покупок, которую она несла. Она сказала, что, по ее мнению, это нормальное дело для джентльмена.
Я знаю это место. Я был в Old Vic несколько раз, когда жил в Лондоне, и с тех пор один или два раза. Я знаю улицу. Даже сейчас это мрачная улица: тротуар проходит между длинной глухой стеной театра и грязной шириной Ватерлоо-роуд, шум транспорта и пары скапливаются между дорогой и высокой стеной. Тогда все было бы еще мрачнее, если бы линия улиц на другой стороне все еще была прервана из-за бомб и строительных площадок. Единственное яркое, что можно было увидеть, - это плакаты на стенах театра, рекламирующие текущую постановку. (Согласно объявлениям театра, несезонный « Сон в летнюю ночь», субботняя утренняя вечеринка, играющая в плюшевом тепле театра, пока шпионы проходили мимо на морозе.)
Должно быть, именно эту улицу выбрал Лонсдейл, поскольку он был профессионалом. Он выбрал его, возможно, из-за его анонимности или из-за того, что он был широким, прямым и открытым, без углов, дверных проемов или переходов, которые могли бы преподнести сюрпризы.
Он раньше использовал это место в качестве рандеву как минимум три раза; дважды встречался с Гарри и Банти вместе и один раз встречался с Гарри наедине. Однажды его заметили, когда он встречался с Гарри где-то еще. Во всех этих случаях за ними наблюдали, следили за их разговорами, их разговоры подслушивали незаметные пары, бездельники, продавцы газет, некоторые с микрофонами и магнитофонами в карманах пальто. Вот уже четыре года, как он, его коллеги или хозяева вызывали Гарри заранее условленными сигналами. Эти сигналы в наши дни вызывают смех, они кажутся такими причудливыми и клишированными. В реальной жизни это произошло: шпион был вызван брошюрой Гувера, пришедшей по почте, или рекламной открыткой (сложенной пополам) для Scotch House в Найтсбридже, на собрания в районе Лондона, в пригородных пабах, таких как Maypole в Диттон-роуд или «Тоби Джаг» в Толворте, где он должен носить с собой экземпляр «Панч», или держать газету в одной руке или перчатку в другой, чтобы его контактный мог опознать его.
