Он прошел по переулку от кампуса университета к еще меньшей улице, названной Rose Crescent. У него была привычка, прежде чем сесть на поезд до Лейкенхита, остановиться на две пинты в таверне «Роуз».

  «Пепис там тоже пил, - сказал однажды Пим Фелкеру.

  Фелькер. Бедный Фелкер! бедный Рид. В конце концов, все это было ненужным. Рида могли обратить, и Фелкер был бы вознагражден. Теперь Фелкер был мертв, а Рид мертв, и началась трудная работа по установлению нового контакта. Пока что Советы никого не разместили на базе.

  По крайней мере, никого, кого Пим не обнаружил.

  По крайней мере, с тетей все шло хорошо; Гонт внес свою лепту, сгладив ее. Фелкера обвинили в Средиземноморском отделении, и сейчас там происходила встряска. Некоторые в «Тете» даже намекнули, несколько романтично, с точки зрения Пима, что медицинское отделение сделало это в Фелкере в Венеции, чтобы поквитаться с ним.

  «Это определенно внесет ясность», - пошутил Пим Гаунту, но Гаунту это не понравилось. Он нервничал на протяжении всего романа, выполняя свою роль в том, чтобы пасти маленькую ложь через тетушку. Ложь о том, что Фелкер убил Рида.

  «Добрый вечер», - сказал Пим, входя в общественный бар.

  Покровителями Розы были в основном местные бизнесмены и лавочники, а также один или два бродячих дона из самого университета. Паб только что открылся для воскресных вечерних торгов.

  Мытарь налил ему пинту горечи, и Пим с удовольствием попробовал ее. Это был удачный день; после того, как ему было отказано в разрешении, он договорился о том, чтобы тайком натереть его в Королевской часовне. Они были завернуты в клеенку под его длинным плащом. Задача восстановления сети в Лейкенхите и Милденхолле, какой бы утомительной она ни была, успешно продвигалась. Гонт выглядел достаточно довольным, а это означало, что начальство в Тете были достаточно довольны, а значит, начальники в Тете были достаточно довольны; инцидент с Фелкером был сглажен, и, если не забыть, то по крайней мере вина были возложены на нужное место. Во-первых, это действительно была вина Медотдела, - заверил Гонт Пим; и Гонт хотел быть уверенным. Казалось, что двое мужчин не убили Рида и не бросили его тело на землю; Рид был виноват в Фелкере, и они оба наполовину этому поверили.

  После второй пинты он двинулся по извилистой главной улице к вокзалу, который находился почти в миле с четвертью от центра города. Пим не возражал против прогулки; поезд шел в семь тридцать, он успел выпить последнюю пинту в трактире напротив вокзала.

  Солнце не хотело зайти. Майские вечера были долгими и томными, как воспоминания о молодости. Пим думал, что чувствует сентиментальность к себе, молодому, крутому и уверенному молодому человеку из Ист-Энда, который с помощью конкурсных экзаменов улучшил свой акцент и вкусы и избавился от запахов девяти поколений бедных семей, плохой кулинарии, и плохие ожидания от жизни. Он никогда не возвращался в Ист-Энд; он никогда не ожидал этого, когда он поступил в Лондонскую школу экономики и был завербован старым МИ-6. В сети «старичков», существовавшей тогда в британской разведке, Пим продвигался медленно; они знали, откуда он, они знали, какой у него действительно был акцент. Когда вы решили воздержаться от того, чтобы ронять h? один спросил его однажды. Он не забыл этого; в конце он по-своему позаботился об этом оскорблении.

  Поезд из Лондона пришел точно по расписанию, и Пим стоял в проходе и смотрел, как мимо проезжает сельская местность. Он миновал запланированный Нью-Форест с прямыми тополями с вывеской « Британские деревья для британских матчей» . Он вспомнил, как впервые увидел знак четыре года назад; ему не понравилось сообщение в Англии, но он с характерной решимостью приступил к тому, чтобы заставить работать сеть на американских базах.

  Его публикация скоро закончится. Он подал заявку на перевод в американское бюро. Возможно, они отправят его в Нью-Йорк - или даже в разведку посольства в Вашингтоне. Он проявил особый гений в исследовании психики американцев, даже сохраняя при этом английскую точку зрения. Об этом говорилось в одном из периодических отчетов о статусе агента, поданных на него; Пим прочитал его.

  Он сошел с главного поезда в Эли и пошел через платформу к шаттлу, направлявшемуся в маленькие городки на отрогах, в том числе и Лейкенхит.

  «Это Эли, - сказал элегантный, невзрачный диктор British Rail. Она произнесла название города, как если бы оно приносило особое благословение тем, кто слышал ее голос. «Это Эли. Поезд на платформе 4… »

  Он вошел в шаттл и немного подождал. Кондуктор британской железной дороги в черно-красном перетасовал руку и забрал свой билет. Пим тяжело сел на переднее сиденье. Ему нравилось наблюдать из переднего окна, как бесконечно тянется трасса перед ним. Ему нравилось думать, что он управляет поездом.

  Медленно, неохотно темнота начала окрашивать растущие зеленые поля в сельской местности Саффолка. Весенних дождей было достаточно, солнце было щедрым. Пим почувствовал удовлетворение и немного устал; прогулка в Кембридже пошла ему на пользу. Он чувствовал, что завтра вернется к работе, воодушевленный небольшим праздником.

  Поезд заехал на станцию ​​в Лейкенхите только с наступлением темноты. Ворота были переброшены через проезжую часть, чтобы остановить движение, но никто не ждал; привратник сейчас пойдет домой; это был последний поезд дня. Пим знал его достаточно хорошо, чтобы помахать рукой, когда он спускался по трем ступеням в конце деревянной платформы и ждал, когда пройдет поезд.