ВАШИНГТОН

  Миссис Нойманн не постучала в дверь пустого кабинета Хэнли перед тем, как войти, и не разговаривала с ним, пока не уселась на металлический стул государственного образца перед его столом. Температура в офисе, как всегда, составляла около шестидесяти градусов по Фаренгейту, и миссис Нойман, как всегда, была в толстом коричневом свитере, который она хранила в собственном кабинете для личных встреч с начальником отдела операций. Было около девяти тридцати утра 9 января, и миссис Нойманн и ее сотрудники боролись с узлом проблемы в течение последних шести дней.

  «Тинкертой в недоумении», - сказала миссис Нойманн своим скрипучим шепотом. Для наглядности она ударила одной большой рукой по компьютерным листам распечаток, которые заполняли ее щедрые колени. После встречи с Хэнли, встречи без каких-либо заметок или записей, распечатки будут измельчены в большой машине в центральном коридоре.

  «Компьютер нельзя сбить с толку. Это машина ». Хэнли говорил точно и ждал ответа, его чистые бесцветные пальцы касались полированной пластмассовой поверхности серого стола, цвета оружейного металла.

  Миссис Нойман имела неограниченный доступ к нему, потому что она никогда не тратила его время зря, какими бы странными ни были ее манеры или способ передачи информации. Было бессмысленно задавать ей вопросы в начале этих разговоров, потому что она никогда не доходила до своей точки зрения раньше, чем планировала.

  Это была крупная женщина с большим костяком и утолщенной талией; ее кости, казалось, растягивали ее здоровую кожистую кожу. У нее были экспансивные жесты, и она носила старомодные хлопковые платья, как фермерская женщина из другого века. Ее массивную голову венчали густые черные колючие волосы, коротко остриженные, и однажды она сказала Мардж в разделе компьютерного анализа, что ее муж стриг ее для нее дважды в месяц. Несмотря на годы практики, он так и не стал опытным парикмахером.

  Наконец она заговорила. «Это необработанные данные. Необработанные данные, которые мы получали с мест за последние четыре месяца, вызывают недоумение », - сказала она. "Или скорее…"

  «Или, вернее, что?»

  Миссис Нойман на мгновение посмотрела на Хэнли, и Хэнли постучал пальцами по столешнице. Они оба поняли ее взгляд. Она собиралась поднять то, что он либо не понял, либо не хотел слышать.

  «Это связано с созданными индексами», - сказала она наконец.

  Хэнли вздохнул. Он ненавидел слова. Он ненавидел компьютер по имени Тинкертой. И он ненавидел острие этой проблемы, которая не будет решена, не станет хуже и не исчезнет.

  «Вы говорите о… индексах… в вашем файле работы или в банке памяти, или как вы это называете?»

  «Дополнительные, Хэнли, те, которых раньше не было».

  «Этого, по вашему мнению, раньше не было».

  «Черт возьми, Хэнли, те, которые устанавливают связи между записями, которые, как я знаю, никогда не были сделаны».

  «Это вы не помните, - сказал Хэнли.

  «С моей памятью все в порядке», - сказала она.

  "Конечно."

  Три месяца назад миссис Нойманн ворвалась в его кабинет с громкой жалобой: кто-то в секции подделал ее рабочие файлы. Она хранила сложные переменные в отдельном файле памяти компьютера, чтобы связать определенные типы данных - для перекрестной проверки второстепенных битов информации. А теперь кто-то проник в ее файлы и создал эти ложные индексы.

  Хэнли вызвал Агентство национальной безопасности - полицейского разведывательной службы - для тщательной и рутинной проверки персонала с помощью компьютерного анализа. Они ничего не нашли, и Хэнли не удивился. Он предположил, что миссис Нойманн случайно ввела несколько неправильных записей в Tinkertoy, а затем вернулась к ним, не забыв стереть их из памяти компьютера. Миссис Нойманн не успокоилась; ее подозрения остались. «Проблема всех вас в том, что вы ни черта не знаете о компьютерах», - сказала она тогда. В этом все с ней согласились.

  "Что случилось сейчас?" - спросил Хэнли.

  "Все в порядке. Эти новые данные - Тинкертой дал мне коэффициент корреляции, который ...

  Он поднял руку. «Вы снова потеряли меня, миссис Нойманн». Он сказал это с легкой улыбкой, которая не была приятной, как если бы он был учителем, упрекающим ребенка, который пропускал слова при чтении.

  «Это не так уж сложно, Хэнли. Я бы хотел, чтобы вы уделяли Тинкертой немного больше внимания.

  «Я из другого возраста, некомпьютерного века…»