«Я хочу знать, - сказала она Кроссу, - и ты скажешь мне, потому что, если ты этого не сделаешь, я все испорчу».

  'Действительно? А как насчет тех бедных еврейских детей на улицах Берлина? А что насчет холокоста? Вы действительно бросили бы свое дело из-за одного человека?

  «Я хочу знать», - сказала она.

  Он молчал, взвешивая ее решимость. Видимо, он решил, что нет смысла рисковать ее извращением. «Хорошо, - сказал он, - его придется… победить».

  'Как?'

  «Это не будет сложно». По мнению Кросса, ничего трудного не было. «Мы получим закодированное сообщение из Лондона в посольстве. Хоффману даже не нужно знать, что оно прибыло, поэтому он не будет настораживать.

  'А также?'

  - Мы его ненадолго выставили. Наверное, наркотики. Мы идем в эту его комнату в «Алфаме» и отправляем сообщение в Москву от его имени. HITLER НЕ ПОВТОРИЛ НИКАКОГО НАМЕРЕНИЯ НАЧАТЬ АТАКУ. Сталин обрадуется тому, что его собственный сын подтвердил собственные взгляды, и расслабится. Красную Армию не приведут в боевую готовность и, бац! Гитлер войдет в Советский Союз. Но Гитлер, слава богу, понятия не имеет о запасах советских сил, о масштабах местности. Он жертва собственных успехов. Итак, благодаря задержке с Муссолини и Югославией - я подозреваю, благодаря какой-то уловке Уинстона - он идет прямо в русскую зиму ».

  Рэйчел обдумала это. Она замедлила шаг, но лошади замедлили шаг, а старый джентльмен все еще был рядом с ней.

  «Если, - сказала она через некоторое время, - Хоффман не знает, что сообщение пришло из Лондона, почему его нужно преодолевать?»

  - Потому что он может поймать нас, передающих сообщение в «Алфаме». Это очевидно, я должен был подумать.

  Это было. Она попробовала еще раз. «Вы что-то не упустили? Сообщение нужно будет передать на русском языке ».

  «Вот почему, - сказал Кросс, улыбаясь ей, - сегодня утром в Лиссабон самолетом прибыл переводчик из министерства иностранных дел, который свободно говорит по-русски. Он поможет вам, потому что, конечно, вы будете передавать сообщение ».

  Прикоснись, вот и все. Кто бы ни получал сообщение в Москве, тот узнал бы, что это не Хоффман. Она сказала Кроссу.

  «Итак, - сказал он, - ты будешь даже более ценным, чем мы когда-либо мечтали. Вы тренировали Хоффмана - разными способами - и знаете его прикосновение. Вы можете смоделировать это, его скорость, все… »

  Похоронная процессия свернула в переулок. Когда он повернулся, старик в последний раз подкатился к ней. Но его губы открылись, и улыбка сменилась выражением ужаса: он не хотел умирать.

  Кросс сказал: «Между тем все идет по плану. Каждого другого агента, к которому Сталин серьезно относится, скармливали дезинформацией, чтобы дискредитировать их. Этот человек Филби был подарком судьбы; очевидно, они думают о нем очень хорошо вПлощадь Дзержинского. Прежде всего мы договорились, чтобы он сказал Кремлю, что Гитлер не намеревался атаковать, - чтобы завоевать доверие. С тех пор его накормили двумя историями, которые, как мы чертовски хорошо знали, он расскажет в Москву: оба были чушью. Даже если он - или кто-либо другой - узнает о дате Барбароссы, его проигнорируют. Странно думать, что, если он когда-либо будет провален как советский агент, публика скажет, что британская разведка была преступно наивной, когда верно обратное ».

  Они достигли Террейру-ду-Пасу; Именно отсюда, вспоминала Рэйчел, она отправилась на лодке с Хоффманом в тот день, когда она обнаружила, что пацифист может быть храбрым.

  С реки дул резкий ветерок, прижимая к ним их одежду. Она внезапно спросила: «Как бы вы его накачали?»

  'Мне? Нет моя дорогая. Вы бы это сделали. В конце концов, ты ему ближе, чем я ».

  Она почувствовала, что его ответ не был спонтанным; что, если бы ее выбрали для накачивания Хоффмана, она уже была бы готова к этой задаче.

  Вдруг она все поняла. Как она могла быть такой глупой? Это было довольно просто. Кросс намеревался убить Хоффмана.

  ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

  В девяти тысячах миль отсюда, в Токио, мужчину со шрамами на ногах и преждевременно покрытым морщинами лицом купала молодая девушка, чье имя означало «Камелия».

  Но на этот раз ее руки, то сильные, то нежные, не принесли ему облегчения от беспокойства, которым он жил в эти дни.

  Беспокойство было всегда - без него вряд ли можно было бы быть шпионом, - но в последнее время беспокойство о посещении Рихарда Зорге стало эрозийным.