Монолог затягивался. Поблек лощеный интерьер студии. Ведущий сник и будто состарился. Опарыш на глазах наполнялся его жизнью, как москит – кровью.
Наконец банкир умолк и сложил губы уточкой. Лицо его приобрело мечтательно-самодовольное выражение. Казалось, он созерцал собственные подвешенные под потолком фразы, любуясь каждым произведенным звуком.
Семенов понимал, что пора оторваться от экрана, но не мог отвести глаз. Как Хома Брут перед Вием, мелькнула мысль. Надо бы круг на полу начертить, да мела под рукой нет.
– Первым станет, – сухо заметил он жене, сидевшей рядом. Ведущий, казалось, услышал его слова и вышел из транса, щурясь и моргая. Вид его был жалок.
***
Олег полистал план оптимизации фабрики. Пробежался больше для проформы, потому что порядок действий был выверен в десятках схем.
Широкими мазками было намечено учреждение АО; введение в число учредителей подконтрольного банку офшора на Кайманах; собрание акционеров с назначением нового генерального и замов; консолидация счетов в новом АО и перевод всех финансовых потоков в банк…
Возражения? Никаких. Что там еще?
… Выделение прибыльных подразделений в отдельную структуру; распродажа обслуги, побочки и социалки; избавление от всего, что не приносит прибыль прямо сейчас…
Нормально. Он называл это «выковырять изюм и выкинуть булку».
… Пересмотр договоров; сокращение на четверть персонала; уголовные дела на бывший менеджмент на случай непоступления значимой коммерческой информации; учреждение офшора – держателя прав на интеллектуальную собственность…
Тоже ОК. На фабрику важно повесить как можно больше официальных расходов. Нужно, чтобы прибыль еле дышала, а лучше – болталась в легком минусе. Тогда ТАМ вопросов не будет, да и субсидии из бюджета на поддержку отечественного производителя никто не отменял.
Все? Пока нет.
… Установление 3-месячного моратория на оплату любых поставленных товаров и услуг; введение новой системы закупок, превращающей в ад любое приобретение дороже коробки скрепок; оплата счетов в течение 90 календарных дней…
Это непременно и обязательно. Каждый день отсрочки платежа делает банк немного богаче, а подрядчика – немного беднее. И ведь ничего не надо делать: просто не платишь, и все. Жаль, что нельзя оплачивать счета раз в год. Например, перед Новым Годом. Так сказать, в качестве новогоднего презента.
Ну и ритуальная косметика. Покойница обязана выглядеть подобающе. Он набрал тому же дизайнеру, кому всегда заказывал ритуалку. Когда трубка назвала цену, присвистнул:
– А ты не охренел? Золотом мне решил логотип выложить? Да я сейчас щелкну пальцами и полгорода сбежится рисовать за один процент от твоего бюджета.
И пока трубка отрывисто и с легким интеллигентским матерком аргументировала цену, уже записывал многозначное число в блокноте, окружив его двойной рамочкой. Сбоку приписал – без %. Подумав, добавил восклицательный знак.
А вы как думали? Носителей похожих ценностей надо ценить и беречь. Таких людей, как он сам или этот дизайнер, – их же по пальцам на одной руке пересчитать можно.
Написал в чат помощнику:
– План норм. Запускай в работу.
Теперь домой. Он спускался в подземный гараж, а где-то уже пришли в движение сотни маленьких опарышей. Вертясь и извиваясь, они внедрялись в тело фабрики, еще хранившее привычные внешние очертания, но внутри постепенно менявшееся до полной неузнаваемости.
***
После ухода жены Семенов впал в кому наяву. Детей у них не было, поэтому в его жизни осталась работа и одинокие вечера, которые он старался занять заказами. Работа заполняла вакуум, возникший после развода. Переводческая контора, где он трудился, перебивалась с серединки на половинку, но он ценил ее за приятную семейную атмосферу и не искал ничего другого.
Свободное время Семенов посвящал сериалам, чтению и неспешным прогулкам по ухоженному городскому центру. С женой они иногда путешествовали, но в одиночку ему не ездилось. Он больше не видел в путешествиях смысла – как и в занятиях спортом, йогой или, чего доброго, единоборствами. Окрестные фитнес-клубы не оставляли попыток заполучить Семенова в свои сети, но он обходил их стороной.
Мелкая суета будней отвлекала от мыслей об одиночестве, ставшем его новой ночной реальностью. Проснувшись в темноте, он часами смотрел в серый потолок, освещенный привычным светом дворового фонаря, не в силах ни встать, ни заснуть снова. Смерть ходила, сужая круги, неумолимая и неизбежная. Словно надвигающееся землятресение, она безотчетно тревожила именно ночами, будто хотела заранее предупредить о себе. Семенов обмирал, как животное в горную грозу, чувствуя потребность прижаться к другому такому же телу, обхватить его как можно крепче и так спастись. Но он был один – в своей постели, в своем доме, в своей жизни.
Все тревоги от несовершенства, думал он. Одиночество – вот удел сильных и путь просветленных. Он где-то вычитал, что всего лишь час ежедневных размышлений способен преобразить человека – открыть глубоко спрятанные способности, явить предназначение, распахнуть себе и миру истинное «я». Много лет подряд он был уверен, что где-то в глубине его души дремлют сокровища, вот только проклятая суета мешает заняться самосозерцанием и наконец дотянуться до них. Ах, если бы уединиться от мира в тайную пещеру, чтобы вести там строгую жизнь отшельника и день за днем погружаться в чертоги разума, направляя взор пытливого ума на исследование Внутренней Вселенной!
Теперь в его распоряжении оказалось сколько угодно одиноких часов, однако в чертогах разума обнаружились лишь пустота и холод. Быстро выяснилось, что его чертоги – это скудно меблированная съемная комната с пошлыми обоями, по которой разгуливает сквозняк чужих случайных мыслей, а вместо льющихся из космоса божественных мелодий доносятся невнятные обрывки давно приевшихся хитов.
Одиночки нередко находят себя в социальной жизни, благотворительности или общественной активности – но и это была не его история. Из новостей Семенов следил разве что за прогнозами погоды, а политику считал уделом людей суетливых и низких. Человеку приличному в политике делать нечего, объяснял он сослуживцам, даже если речь заходила о значимых общественных событиях – таких, как неожиданное для всех избрание Опарыша Первым Лицом. В своих воззрениях Семенов не был одинок: в кругу «приличных людей» политически активные индивидуумы воспринимались как фрики и отторгались.
Между тем политика все весомее, грубее и зримее вторгалась в жизнь «приличных людей». Еще недавно она была подобна ветру, гулявшему в невидимых с земли высоких сферах. Нынче политика с грацией носорога ступала по тем же улицам, по которым прогуливался Семенов. Не к кому-то, а лично к нему обращалась она деревянным языком казенных слоганов. Не кто-то, а он и другие «приличные люди» стали объектами ее пристального внимания к тому, что они читают, где гуляют, сколько и на какие цели расходуют, каким образом и на что реагируют. Политика внезапно стала учитывать настроения, действия, доходы и расходы простых людей с дотошностью педантичного главбуха Аушвица.
Политика не скупилась на технологии, анализирующие мельчайшие детали их жизней. На основе этих данных начислялись хитроумные баллы. Прилежных собирателей социальных очков власти поощряли. Счастливчики с высокими показателями могли рассчитывать на работу в госорганах, повышение по службе, мягкие условия по кредиту в банке или беспроцентную похоронную ипотеку.
Получить высокий балл было совсем несложно – ничего не нарушай, потребляй рекомендованные инфопродукты, корректно на них реагируй, а главное, исключи контакты с «токсичными». Так теперь называли обладателей низких баллов, неуклонно погружавшихся в социальную трясину. Они были сами виноваты – ведь их никто не принуждал быть токсичными. Кстати, балл любого человека в секунду выяснялся по номеру телефона, в обязательном порядке привязанного к ИНН и пенсионному счету.
