Тем далеким летом Гость объявил, что есть только панк-рок и загорелся собрать группу, в которой видел себя вторым Сидом Вишезом. Он даже внешне был похож – рослый, мрачный, со стальной цепью на шее, нечесаными волосами и кулаками со сбитыми костяшками. Разве что не торчал. А вот Семенов совсем не тянул на Джонни Роттена. Настоящих буйных мало.

– А ты разве умеешь на басу? – Семенов живо представил, как они с городской эстрады, где по праздникам оркестр пожарной части играл вальсы, заряжают Anarchy In The UK для беснующейся толпы. Идея была классная.

– А Сид Вишез разве умел?

Возразить на это было нечего.

Визиты Гостя к отчиму были редкими, непредсказуемыми и молниеносными, но на день ВВС он навещал старика непременно – для отставного боевого майора это был главный праздник в году. Гость рассказывал, что любимейшим фильмом отчима был «В бой идут одни старики», а первым тостом – будем жить. Может быть, это пожелание распространяется только на летчиков.

Семенов курил на балконе, разглядывая тачки во дворе. На общем фоне выделялась Х5 Гостя. По сравнению с приютившейся рядом жалкой вишневой девяткой она выглядела особенно грозно и дорого. День ВВС, вспомнил он.

В подъезде Гостя неожиданно застрекотали перфораторы. Звук был странный – резкий, картонный. И разом стихли. Дверь распахнулась, оттуда выскочили двое, прыгнули в девятку и рванули с места, на ходу захлопывая двери. Оцепенев, Семенов смотрел, как трепетали листья тополей под порывами ветра – точно так же, как минуту назад.

Дотлела и погасла в пальцах сигарета. Комочек пепла сорвался и рассыпался на ветру. Семенов не двигался с места, вглядываясь во двор, как бессонный пассажир купе – в детали незнакомой станции, у которой поезд сделал минутную остановку.

Затем мир медленно тронулся дальше, наращивая ход и навсегда оставляя позади Гостя, уже терявшегося в снежных вихрях времени. И не изменят это неумолимое движение ни пронзительные женские крики внизу, ни заунывный вой скорой, ни отрывистое рявканье милицейских мегафонов.

***

Он заруливал во двор, когда перед машиной вырос милицейский сержант и палкой показал сдавать назад. Олег опустил стекло.

– В чем дело?

– Въезд перекрыт. Работает следственная группа. Следуйте другим маршрутом.

Он и сам увидел перетянутые поперек и наискосок ярко-желтые ленты. За ними сновали люди в униформе и толпились обыватели. Поодаль стояла «буханка» милиции с включенными маячками.

– Я здесь живу. Паркуюсь вон там.

– Паспорт.

Изучив прописку, сержант вернул паспорт.

– Советую припарковаться в соседнем дворе. Понимаю, машина красивая, – он окинул сияющую «Камри» взглядом знатока, – но следственные действия затянутся.

– Что там случилось?

– Убийство. Разборка прямо в подъезде.

– В каком подъезде?

– В третьем.

– И что же… труп?

– Один. Коммерс. Говорят, крупный.

Сержант не стал бы давать пояснения первому встречному, но владелец «Камри» в темно-синем деловом костюме, белоснежной сорочке и дорогом галстуке выглядел начальственно, да и вел себя соответствующе.

– Ясно, – стекло бесшумно поехало вверх. «Камри» плавно сдала назад.

Припарковавшись, Олег медленно зашагал к дому. Деньги – это про смерть, думал он. Еще предстоит открыть великое уравнение, в левой части которого окажутся деньги, а в правой – смерти.

Средневековые алхимики пытались извлечь из свинца золото, но слишком буквально понимали задачу, размышлял он. Все просто. Для приличного количества золота нужно совсем немного свинца. Зеваки во дворе стали свидетелями сеанса алхимии – не книжной, а настоящей, заполучившей еще одну жертву.

Современные религии отказались от жертвоприношений, практиковавшихся веками. Они говорят, что стали гуманнее, усмехнулся он своим мыслям. Какая чушь. Церкви смягчились в той мере, в какой стал бы милосерден немощный и слабоумный старичок-маньячок – в прошлом кровожадный серийный убийца, растерявший ныне остатки волос и последние зубы.

К чему самообман, думал он, отпирая квартиру. Мир не стал гуманнее, просто статус новой религии перешел к деньгам. Вы этого до сих пор не заметили? За привычными фасадами прежних верований прячется Новая Церковь Денег. Эта конфессия ничем не хуже других, но есть важное отличие – она молодая и жадная. Ей нужны настоящие, а не символические, жертвы. Она требует не вина, но крови. Ее жрецы не фальшивят, а веруют истинно и служат истово. Они сами готовы лечь на алтарь ее храма.

Сегодня эта церковь приняла очередную жертву из многих тысяч, да что там – миллионов. Так к чему весь этот шум? Вы говорите, что это преступление. Мы называем это свидетельством силы. И чем больше таких жертв, тем могущественнее Сила новой религии, заключенная в банкнотах, слитках и цифрах, мелькающих на экранах банковских мониторов.

Так размышлял Олег, стоя у раковины и разглядывая себя в зеркало. Ласковая вода струилась, смывая пену с его рук, а он подносил их к носу, чутко принюхивался и снова намыливал, и снова смывал – и так раз за разом, пока не осталось на них никакого другого запаха, кроме утонченного аромата мыла, изготовленного вручную.

***

Семенов почти не включал телевизор – разве что канал с городскими новостями, предсказывавший погоду. Там он и увидел Опарыша. Тот занимал почетное место в студии, интерьером напоминавшей операционную комнату. Ведущий явно заискивал перед гостем. Речь шла об инвестициях опарышева банка в промышленность.

– Вы упомянули также фабрику. В ее поддержку ваш банк планировал направить весомые средства, – вкрадчиво напомнил ведущий.

– Совершенно верно, – банкир сдержанно улыбнулся. Лестный тон ведущего ему не мешал. – Если только формат и хронометраж нашей встречи позволяют, я готов озвучить основные направления в рамках общегосударственного тренда по поддержке отечественного производителя, реально – я подчеркиваю, реально осуществляемые возглавляемой мной кредитной организацией.

Подчеркивая реальность, гость направил в потолок указательный палец. Палец был узкий и длинный, как директорская указка. Ведущий замахал руками – что вы, ну какой хронометраж? Оратор едва заметно кивнул и продолжил:

– Как вам должно быть хорошо известно, руководство государства в лице лично Первого Лица утвердило магистральное направление по неуклонному развитию мер в рамках программы импортозамещения. В русле вышеуказанных решений мы, разумеется, не могли не остаться в стороне, а напротив, самым активным образом включились в разработку, не побоюсь этого слова, концептуального характера. Еще в бытность свою зампредправления мною было озвучено безотлагательное поручение нижестоящим подразделениям всемерно сфокусироваться на данной задаче, считая ее важнейшим приоритетом для банка в частности и отрасли в целом. Не могу не отметить, что в реалиях общегосударственной повестки кейс фабрики служит подтверждением устойчивого тренда на успешную реализацию озвученных выше руководящих инициатив в практической плоскости.

Мерно кивая, ведущий погружался в транс. Глаза его сделались стеклянными. Зрачки банкира, наоборот, сузились, сфокусировавшись на невидимой задаче. Губы мерно двигались, чеканя фразы.

Его слова меньше всего напоминали юрких воробьев из поговорки. Выступающий производил ртом однотипные блочно-модульные конструкции, в железном порядке заполняя ими пространство эфира. Скоро студия была под завязку укомплектована казенными тезисами, словно офисной мебелью, но финансист неумолимо штамповал все новые и новые сложносочиненные предложения.

Иные шаткие словесные сочленения он умело поправлял жестами. «Мы собираемся повысить…» – рука шла вверх. «Самое главное, и я настаиваю на этом, предельная точность во всем…» – большой и указательный пальцы превращались в откалиброванный штангенциркуль, в проеме которого показывался требовательный зрачок оратора. «Общность взаимных интересов переплавляется в, что называется, единство мнений…» – выраставшая из накрахмаленной манжеты растопыренная ладонь оборачивалась жилистым кулаком.