До недавних пор «приличным людям» нравилось думать, что они вьют себе уютный кокон из славных привычек, приятных мелочей и милых глупостей, никому, в сущности, не мешая. Теперь политика просвечивала их коконы фонариком, проверяла пинцетом, переворачивала и трясла, выясняя, сколько обитателей прячется внутри и чем именно они там заняты. Она вела себя так, будто задалась целью установить, насколько «приличные» люди на самом деле приличны.

Вы с нами или против нас? Определитесь, – настаивала политика. «Приличные» люди надеялись мирно дожить до старости, избегая подобного некомфортного выбора. Они полагали, что смогут просуществовать между струйками, но зазоры внезапно сделались узки. Мир утрачивал привычный уют. Семенов когда-то шутил, что главным недостатком его жизни была ее предсказуемость. С определенных пор самой предсказуемой частью жизни людей его круга стало тихое отчаяние.

Семенов слышал, что некоторые знакомые его знакомых неожиданно для всех пришли к окончательному решению. Услуга эта, как говорили, была хорошо организована и при желании даже бесплатна. Он яростно отрицал такую возможность для себя, не понимая, что уже встал на этот заботливо приготовленный для него путь. Ярость – всего-навсего первый этап принятия окончательного решения.

Его тихое отчаяние между тем накапливалось в нем незаметно, как радиация, пока однажды не перешло невидимую важную черту, внезапно и резко изменив всю его оставшуюся жизнь.

***

Он толкнул дверь и вышел в солнечный свет. Таким всепоглощающим солнце бывает только в снах. Яркие лучи заливали двор – полностью безлюдный, если не считать Гостя, чеканившего мяч в футбольной коробке. Семенов помнил, что Гостя давно нет в живых, поэтому спешил перекинуться хотя бы парой слов.

– Привет, – перемахнув через бортик, занял место в воротах. Гость кивнул, продолжая чеканить. На его лицо падала тень, но Семенов-то знал, что это Гость. Давненько они не виделись.

– Ты бить собираешься? Или так и будешь тихо сам с собою? – крикнул Семенов, вставший на воротах наизготовку – ноги в полуприседе, руки в перчатках ладонями вперед.

Гость подхватил мяч, молча поставил его на точку, сделал несколько шагов назад, разбежался и сильно пробил низом. Семенов бросился влево, вытягиваясь по-кошачьи, и цепко схватил мяч в самом углу.

– Врешь, не пробьешь! – крикнул он весело.

– Что ж ты раньше так не прыгал? – ворчливо поинтересовался Гость.

– Раньше было раньше. Бей давай, – Семенов отправил Гостю мяч. Тот разбежался.

Удар был сильный, да еще крученый – но Семенов каким-то образом заранее знал, что мяч по дуге понесется туда, где правая стойка встречается с перекладиной. Не просто знал, а уже летел наперерез в длинном диагональном прыжке, любуясь своим полетом, радостно удивляясь ему. Он не оставил Гостю ни единого шанса на гол. Вытянутыми руками в перчатках ловко перехватил мяч. Удачно приземлился на траву, крепко прижимая пойманный мяч к себе.

– Меняемся, – установив мяч на точку, махнул Гостю рукой в сторону вратарской. Тот остался стоять на месте. – Давай на ворота, я пробью.

– Не получится, – равнодушно сказал Гость.

– Это еще почему? – спросил Семенов, внезапно что-то понимая, но заслоняясь от этого понимания привычной пацанской бравадой. – Типа, ты умер, поэтому?

Гость не ответил, но взглядом выразительно указал на точку. Там, где Семенов установил мяч, лежала сдувшаяся бесформенная коричневая тряпка. Семенов нагнулся, в недоумении рассматривая то, что минуту назад было упруго отскакивающим от ноги кожаным шаром, и увидел несколько аккуратных сквозных отверстий.

– Можно заклеить, – предположил он неуверенно.

– Автомат АКС-74У ласково называют «Ксюхой», – сказал Гость. – Его отличают высокая проникающая способность пули, надежность и небольшие размеры. Последнее особенно важно при применении в городе.

– Гость, мне бы это и в голову не пришло, понимаешь? – пробормотал Семенов в отчаянии.

– Стрельба ведется патронами калибра 5,45 с обыкновенными или трассирующими пулями, – Гость был невозмутим. – Для поражения Живой Силы противника применяются обыкновенные пули. Оболочка и сердечник стальные, а между ними находится свинцовая рубашка.

Слово «рубашка» Гость произнес с трогательно мягкой интонацией, но смотрел при этом серьезно. Семенов мял в руках продырявленный мяч, словно кепку, опуская голову все ниже.

– При применении АКС-74У на небольшой дистанции, – хладнокровно продолжил Гость, – шансы Живой Силы на выживание минимальны. Скорость пуль при выходе из канала ствола составляет 735 метров в секунду. Большая начальная скорость обеспечивает им высокую кинетическую энергию и пробиваемость.

– Гость, откуда я мог знать? – крикнул Семенов.

– Пуля, выпущенная из АКС-74У, с вероятностью 100% пробивает стальную каску на дистанции 500 метров, – бесстрастно сообщил Гость. – Нечего и думать защититься от нее рукой или портфелем с документами. Хотя жертва все равно закрывается руками, – Гость усмехнулся и сделал ладонью жест, словно отгораживаясь от солнечных лучей. – Это инстинктивное поведение. Тут ничего не поделать. Такова наша природа, верно? – Он выжидательно уставился на Семенова.

Семенов молчал.

– Инстинкт велит заслониться и спрятаться, потому что тебе обязательно надо выжить. Только он не говорит, для чего нужно выжить, – продолжал Гость, разглядывая Семенова так, словно видел его впервые. – Но лучше об этом и не спрашивать. А то ведь как бывает? Была Живая Сила – и вся вышла через аккуратные отверстия.

Семенов поднял голову. Он стоял в пустой коробке совершенно один.

– Гость? – неуверенно позвал он. – Ты еще здесь? Ты слышишь меня? Гость?

Он по-прежнему мял в руках испорченный мяч. Ему внезапно и страстно захотелось навсегда избавиться от всего, что напоминало о Госте, вызывая приступы стыда и отвращения к себе, с годами только нараставшие. Размахнувшись, Семенов швырнул кожаную тряпку как можно дальше от себя. До него тут же дошло, что нет, так нельзя, ведь найдут, изучат, догадаются, начнутся вопросы. Кто найдет, почему догадаются – об этом он почему-то не думал. Могучий инстинкт, на который намекал Гость, заговорил в нем в полный голос.

Встав на колени, принялся одышливо рыть руками яму прямо в углу вратарской, чтобы похоронить в ней изрешеченный мяч и свои мучительные воспоминания. Рыл все глубже и глубже, пока яма не стала большой, черной, зияющей. Из нее веяло сумрачной прохладой. Потянулся проверить глубину – и обнаружил себя в собственной скомканной постели, с измятой подушкой, валявшейся на полу у изголовья.

Тяжело поднявшись с кровати, Семенов сунул ноги в шлепанцы и прошаркал на кухню. Налил холодной воды из-под крана, залпом выпил и застыл перед окном с пустым стаканом в руке.

В окне за его двоящимся отражением чернел ночной двор, озаряемый редкими фонарями. Шел дождь. Невидимые в темноте, дождевые струи проступали в конусах призрачного электрического света. Казалось, дождь струился прямо из уличных светильников, отчего фонарные столбы стали похожи на гигантские душевые колонки. Ему захотелось принять душ, но он ограничился тем, что крутанул кран и поплескал на лицо. Сон не шел из головы. Семенов раскрыл ноутбук, зашел на свою страничку в сети, погрузился в чтение. И чем дальше читал, тем больше мрачнел.

Страничка была как страничка. Ничего такого. Мысли по поводу увиденного, услышанного и прочитанного перемежались фотоотчетами о редеющих поездках, чередовались с афоризмами и остротами, сменялись нечастыми корпоративными новостями (он считал нужным информационно поддерживать компанию, в которой работал).

Иногда в ленте появлялись репосты статей видных трибунов оппозиции, вроде Тынянова-Вольского, на которого он однажды подписался. Периодически встречались парадоксальные высказывания, подчеркивающие неординарный взгляд Семенова на вещи. Раз в году ленту расцвечивали поздравления френдов по случаю очередного дня рождения – и даже сейчас там запоздало вспыхивали анимированные салюты, заново пенилось давно выпитое шампанское.