– Где нашёл – там больше нет, – отрезал Мышик.

– Обронил кто-то из деток… – предположил Гороховый Гномик.

– А ты точно знаешь, что это? – недоверчиво поинтересовался Мышик.

– Конечно! Это баранка, – уверенно ответил Гороховый Гномик. – Я видел у детишек. Они их грызут. Ну, или сосут, если зубки ещё не выросли.

– А почему в ней дырка? – поинтересовался мышонок.

– Наверное, чтобы удобно было надевать на палец, – предположил Гороховый Гномик.

– Или на лапку, – согласился Мышик и надел баранку на свою лапку. – Ох, и тяжёлая же она, эта баранка!

Гороховый Гномик тоже попробовал надеть баранку на свою ручку.

– Да, тяжёлая, – подтвердил он.

– Но она, наверно, вкусная, раз её детишки грызут, – предположил Мышик.

– Скушай её, Мышик!

– Я её обязательно съем, – сказал Мышик. – Но потом…

– Почему, Мышик?

– Я хочу понять, зачем ей дырка? Ведь если бы дырки не было, то было бы больше самой баранки.

– Почему, Мышик?

– Потому что баранка была бы ещё и вместо дырки. А не только вокруг дырки.

– Ты прав, – поразмыслив, вынужден был согласиться Гороховый Гномик.

– Она была бы тяжелее, это верно. Но зато грызть её дольше, а это здорово.

– Послушай, Мышик! – нашёлся Гороховый Гномик. – Но ведь тогда она превратилась бы в круглое печенье. А печенье – это уже совсем другое лакомство! Не такое удивительное, как баранка!

– Ты взаправду так считаешь? – спросил Мышик.

Гороховый Гномик кивнул.

– Хорошо, – согласился Мышик. – Будем считать, что дырка в баранке такая же вкусная, как и сама баранка.

– Дырка и есть сама баранка, – принялся фантазировать Гороховый Гномик. – А придумали кольцо из теста вокруг дырки для того, чтобы удобно было положить дырку в карман, или надеть на палец. И не потерять её. А иначе как ещё ты поймёшь, где эта дырка лежит? Вот ты, Мышик, её бы даже не заметил, и не нашёл бы баранку, если бы не кольцо из теста вокруг дырки.

Мышик оценил ход мыслей своего нового друга.

– Верно, – он посмотрел на Горохового Гномика с уважением. – Когда я буду кушать дырку, я буду держать её в лапках за колечко из теста.

– Это очень удобно, – подтвердил Гороховый Гномик.

– И очень вкусно, – добродушно согласился Мышик.

– Ну, ты уж и от колечка откуси немножко, – посоветовал Гороховый Гномик, подмигнув Мышику.

– Ну, откушу, конечно, – легко согласился Мышик.

Они играли и возились весь день, пока на поляну не опустились сумерки. В воздухе запахло живительной вечерней влагой. Запели сверчки. Зажглись жуки-светляки. Наконец, взошла полная луна, посеребрив кромку травки-муравки, разбросав жемчуг по водам ручья.

Встрепенулся Гороховый Гномик. Подтянул зелёные штанишки, поправил помочи, вытер рукавом нос.

– Пора мне, – сказал он Мышику.

– Куда ты?

– На работу пора.

– А где ты работаешь?

– Я работаю в огороде.

– Ночью? – удивился Мышик и опять рассмеялся.

– Ночью-ночью, – рассмеялся в ответ Гороховый Гномик. Поклонился он Мышику и отправился восвояси.

Долго ещё Мышик смеялся вслед новому другу.

И Гороховый Гномик смеялся всю дорогу до родного огорода.

И так им обоим было в тот день весело – просто ой-ой-ой!

Фасолька, младшая девочка из семейства Бобовых, была очень маленького роста, худенькая и настолько лёгкая, что была почти невесомой. Светлые пытливые глазёнки с прищуром придавали девочке сосредоточенный вид. Казалось, это серьёзная девочка, которая занимается то одним важным делом, то другим, не менее важным делом. Но Фасолька была не такой.

Эта девочка была очень романтичной. Она любила рассветы и закаты, любила смотреть на подпрыгивающие воды убегающего вдаль ручья. Кроме того, Фасолька была очень доброй. Она ценила дружбу и никогда не забывала дни рождения друзей, но легко могла забыть, зачем шла (особенно, когда дядя Боб давал ей поручение), если по дороге попадалась красивая бабочка или стрекоза.

Рассеянность Фасольки иногда приводила к неприятным приключениям. Так, её несколько раз пытались склевать птицы. Воробьи уже давно не приставали к ней, так как Фасолька немного выросла и стала им не по клюву, а вот Сорока продолжала время от времени охотиться за ней.

Тут надо сказать, что эта наглая птица вообще доставляла много хлопот семейству Бобовых. На огороде случался форменный переполох, когда появлялась Сорока. Стручки суетливо захлопывались и задраивались наглухо. Те, кто не успевал вернуться в свои зелёные домики, прятались среди узких листьев, что было не так-то легко. Сорока деловито орудовала в огороде, разоряла сочные молодые стручки, топтала юную поросль, раскапывала и склёвывала семена из грядок, беспардонно гадила.

– Птицу видно по помёту, – ворчал дядя Боб, когда Сорока убиралась восвояси, и жизнь потихоньку входила в привычную колею. Он традиционно коверкал русские пословицы и поговорки, то ли плохо их помнил, то ли подгонял под ситуацию. Так и в этот раз. Он должен был сказать: «Птицу видно по полёту», но пробурчал немного иное.

Неизвестно, какой трагедией бы рано или поздно закончились налёты Сороки, но люди соорудили рядом с огородом пугало. Они подрезали кусторезом ветки старой засохшей сирени. Натянули на них линялый китайский пуховик, напялили вместо ладоней изношенные садовые рукавицы с резиновыми пупырышками, а вместо головы приладили перегоревший электрический самовар с носом-краником. Под самоваром было насажено лопнувшее колесо от садовой тачки. Оно обозначало одновременно и шею пугала, и шарф на ней. Детской рукой, синим маркером, была нарисована на самоваре устрашающая кривая рожица. Бобовые находили своё пугало очень красивым, а Сорока его на всякий случай побаивалась.

Наступил мир.

У Фасольки была старшая сестра по имени Сойка. Девушка округлая и румяная, а также очень серьёзная и трудолюбивая, любящая порядок во всём. Она была деятельной и распорядительной, правой рукой дяди Боба и хорошим примером для нашей малышки. Но, как бы мы ни старались выгораживать Фасольку, вынуждены признать, что та не торопилась этому примеру следовать. Возможно, ещё не пришло время.

Кроме того, у Фасольки был брат, которого звали Че. Он был лишь немногим младше Сойки. Это был отчаянный молодой человек, бородатый, гибкий и ловкий. Безрассудная смелость с лихвой компенсировала ему отсутствие какой-то особенной былинной силушки, которой он не обладал в силу небольшого роста и весьма хрупкого телосложения.

Сёстры и брат очень любили друг друга. Фасолька искренне тянула к ним свои ручонки, всегда готовая прижаться щекой к родным кровинушкам. Че выражал свои чувства добрыми шуточками, он был мастер поднять настроение. А Сойка частенько принимала позу «руки в боки», готовая деловито отчитывать младших брата и сестру. Но при этом умиляла их обоих, да и сама умилялась, превращая свои назидания в весёлые беседы, которые, увы, воспитательного эффекта не имели.

А ещё Фасолька была музыкальной девочкой. Она очень любила петь. Подумаешь, все маленькие девочки любят петь, – скажете вы. И будете правы. Конечно, ведь петь – это так здо́рово! А если в твоём имени произносятся целых две ноты из семи – «фа» и «соль», то петь – это ещё и естественно. Как пить воду. Как дышать воздух. Именно «дышать воздух». Мы же не говорим: «пить водой».

Идёт Фасолька по тропинке и поёт свою песенку:

Раз иголка, два иголка!

Я – колючий ёжик!

Покатился колобком —

Ни головы, ни ножек.

Вы меня не обижайте!

Станет плохо вдруг,

Знайте, что в логу найдётся