Почему?!

— Вы его примете?

Оливия не понимала, почему он спрашивает. Если сэр Гарри стоит в холле у парадной лестницы, он фактически может видеть, как Хантли с ней разговаривает. А значит, невозможно сказать, что ее нет дома. Она кивнула, сложила вместе листы своего письма, убрала их в ящик и поднялась, чувствуя, что предпочитает встретить его стоя.

Через несколько секунд он показался в дверях: как обычно, весь в черном, с небольшим свертком в руках.

— Сэр Гарри, — весело прощебетала она. — Какой сюрприз.

Он кивнул в знак приветствия.

— Я всегда стараюсь быть хорошим соседом.

Она кивнула в ответ, настороженно наблюдая за его приближением.

Она даже представить себе не могла, что могло заставить его прийти. Он был чрезвычайно недружелюбен с ней накануне, в парке, да и сама она, по правде говоря, вела себя ничуть не лучше. Она не могла вспомнить, когда в последний раз обращалась с кем-то настолько грубо, но у нее было оправдание: она смертельно боялась, что он снова начнет ее шантажировать, и что на этот раз речь пойдет о чем-нибудь гораздо опаснее танца.

— Надеюсь, я не помешал? — спросил он.

— Ничуть, — она жестом указала на стол. — Я писала письмо сестре.

— Не знал, что у вас есть сестра.

— Жене моего брата, — исправилась она. — Но мне она как сестра. Я знаю ее всю свою жизнь.

Он подождал, пока она сядет на диван, потом уселся в египетское кресло прямо напротив нее. Казалось, ему очень удобно. Оливию это удивило. Она ненавидела сидеть в этом кресле.

— Я принес вам вот это, — сказал он, протягивая ей сверток.

— О, спасибо.

Оливия неловко взяла пакет. Она не хотела никаких подарков от этого человека и уж подавно не доверяла мотивам, заставившим его сделать этот подарок.

— Откройте, — поторопил он.

Обертка была простая, пальцы у Оливии дрожали — оставалось надеяться, не настолько сильно, чтобы он это заметил. Узелок она сумела развязать лишь после нескольких попыток, но, в конце концов, ей все же удалось развернуть сверток.

— Книга, — с легким удивлением констатировала она.

По весу и форме пакета было понятно, что больше ничего там лежать не может, и все же… Выбор очень странный.

— Цветы может принести кто угодно, — заметил он.

Она перевернула книгу — когда Оливия развернула обертку, заглавие оказалось внизу — и прочла.

«Мисс Баттерворт и Безумный Барон». Вот теперь она действительно удивилась.

— Вы принесли мне готический роман.

— Черный готический роман, — уточнил он. — Мне показалось, что Вам должны нравиться подобные вещи.

Она посмотрела на него, оценивая это замечание.

Он посмотрел на нее, будто напрашиваясь на вопрос.

— Я почти не читаю, — пробормотала она.

Он приподнял одну бровь.

— То есть читать я умею, — уточнила она, чувствуя, как внутри быстро вскипает раздражение — как на себя, так и на него. — Просто я не получаю от этого удовольствия.

Его бровь не опустилась.

— Мне не следует рассказывать о подобных вещах? — дерзко спросила она.

Он медленно улыбнулся и выдержал мучительно-долгую паузу.

— Вы сперва говорите, а потом думаете, не так ли?

— Как правило, — призналась она.

— Начните ее, — он указал подбородком на книгу. — Возможно, Вы обнаружите, что она гораздо интереснее газеты.

Как раз такого комментария она и ожидала от мужчины. Никто из них, похоже, не мог понять, что она предпочитает свежие новости глупым вывертам чужого воображения.

— А вы сами ее читали? — спросила она, наугад открыв книгу и опустив глаза.

— Нет, конечно. Но моя сестра очень ее хвалила.

Она резко подняла голову.

— У вас есть сестра?

— Похоже, вас это удивляет.

Она и впрямь удивилась. Непонятно, почему. Просто, ее подруги были совершенно уверены, что рассказали ей о нем все, что только можно, и вдруг оказалось, что они кое-что упустили.

— Она живет в Корнуолле, — сказал он. — В окружении скал, легенд и ватаги ребятишек.

— Какое чудесное описание. — Она и правда так считала. — Так Вы — любящий дядюшка?

— Нет.

Похоже, ей не удалось скрыть удивление, поскольку он произнес:

— Мне не следует рассказывать о подобных вещах?

Неожиданно для самой себя, она рассмеялась.

– 

Touché[18]

— Я хотел бы стать любящим дядюшкой, — сказал он, и на лице его расцвела искренняя теплая улыбка. — Но я еще ни разу никого из них не видел.

— Конечно, — тихо проговорила она. — Вы же столько лет провели на континенте.

Он слегка наклонил голову. Интересно, подумала она, он всегда так делает, когда удивляется?

— Вы довольно много обо мне знаете, — заметил он.

— Это о вас знает каждый. — Право же, нашел чему удивляться!

— В Лондоне не много возможностей сохранить частную жизнь неприкосновенной, да?

— Почти никакой возможности. — Слова вылетели раньше, чем она поняла, что же именно она говорит, в чем именно только что фактически призналась. — Хотите чаю или кофе? — спросила она, проворно меняя тему.

— С удовольствием, спасибо.

Она позвонила, дала Хантли необходимые указания, а сэр Гарри непринужденно произнес:

— Во время службы в армии, мне его ужасно не хватало.

— Чая? — как странно.

Он кивнул.

— Я мечтал о нем.

— Вас не снабжали чаем?

Почему-то это казалось Оливии совершенно неприемлемым.

— Очень редко. Большую часть времени мы обходились без него.

Некая нотка в его голосе — задумчивая и юная — заставила ее улыбнуться.

— Надеюсь, вы найдете наш чай достойным одобрения.

— Я не привередлив.

— Правда? Я подумала, что раз вы его так любите, то должны быть гурманом.

— Скорее, мне так часто приходилось без него обходиться, что сейчас я наслаждаюсь каждым глотком.

Она рассмеялась.

— Вам действительно не хватало именно чая? Большинство моих знакомых джентльменов упомянули бы бренди. Или портвейн.

— Чай, — твердо ответил он.

— А кофе пьете?

Он помотал головой.

— Слишком горько.

— Шоколад?

— Только с кучей сахара.

— Вы очень интересный человек, сэр Гарри.

— Я, безусловно, заметил, что интересую вас.

У нее запылали щеки. Ну вот! Только он начал ей нравиться! И самое худшее, что он прав. Она действительно подглядывала за ним, и это действительно было ужасно невежливо. И все же, он не должен был вот так неожиданно нападать на нее и смущать.

Подали чай, это позволило ей уйти от разговора.

— Молоко? — спросила она.

— Пожалуйста.

— Сахар?

— Нет, спасибо.

Не поднимая глаз, она поинтересовалась:

— Вот как? Без сахара? И это при том, что в шоколад вы сахар кладете?

— И в кофе тоже, если мне приходится его пить. Но чай — зверь иной породы.

Оливия протянула ему чашку и занялась приготовлением чая для себя. Знакомые действия немного успокоили ее. Руки сами знали, что надо делать — память тела, обретенная за многие годы. Недавний диалог тоже помог ей оправиться. Простой и бессмысленный, он вернул ей душевное равновесие. Настолько, что когда он отпил второй глоток, она, наконец, решалась выбить из равновесия его самого. Оливия сладко улыбнулась и произнесла:

— Говорят, вы убили свою fiancйe.

Он поперхнулся, и это доставило ей массу удовольствия (его шок, а не его кашель, она надеялась, что еще не стала настолько беспощадной). Но он быстро оправился, и голос его звучал ровно и спокойно:

— Так действительно говорят?

— Говорят.

— А никто не упоминал, как именно я ее убил?

— Нет.

— А никто не упоминал, когда это произошло?

— Возможно, кто-то и упоминал, — солгала она, — но я не слушала.

— Хм-м.

Казалось, он обдумывал услышанное. Это зрелище сбивало с толку: высокий, чрезвычайно мужественный человек сидит в лиловой гостиной ее матери с изящной чайной чашкой в руке… И, по всей видимости, думает об убийстве.