Когда все, наконец, успокоились, они усадили его за стол и стали наперебой расспрашивать обо всех последних событиях, которые с ним произошли. Ему пришлось рассказать и про тюрьму, и про старика Абнера в камере, и про встречу с Ирис в лесу, и про башню, и голубя, который доставил его письмо после того, как Атэс попросил Бога об этом чуде, и еще много-много всего, о чем пришлось говорить, отвечая на вопросы друзей.

– То есть, ты хочешь сказать, что он просто взял и ушел в потолок? – глядя на Атэса круглыми глазами, спросила Фелиция.

– Нет, меня больше интересует, как это у тебя после этого так быстро спина зажила? – спросил Серт.

– Да спина, это ладно. У него всегда все быстро заживало, – махнула рукой Фея.

– А мне больше про голубя понравилось, – мечтательно сказала Юника. – Надо же, в самое окно прилетел!

– А этот неведомый Бог… Он всем так помогает, или только избранным? – спросил Конь.

Посыпались вопросы один за другим, и беседа продлилась далеко за полночь. Серт и Ермоген, после того, как Атэс так близко и незаметно к ним подошел, на всякий случай взяли на себя роль охранников, и в течение всего разговора, не теряя бдительности и меняя друг друга, ходили вокруг с фонарем и обеспечивали безопасность Атэсу и остальным во время всей беседы.

Вдоволь наговорившись и узнав друг от друга все новости и планы на будущее, друзья наконец расстались, и Атэс уже глубокой ночью отправился сначала в Плитос, а затем в Перикхару.

Астэр снова всю ночь мучали кошмары.

В какой-то момент она, очередной раз проснувшись в холодном поту, попробовала понять, с чего все это началось. Ни с чего начались кошмары, как таковые, потому что они у нее бывали периодически с самого детства, а с чего начались именно эти кошмары, после которых она просыпалась с криком и бешено колотящимся сердцем.

Обычно все начиналось и заканчивалось похоже, вплоть до того, что она знала, что и зачем последует. Сначала ее тело опутывало оцепенением и страхом, словно вокруг нее начинали виться веревки, похожие на змей. От вкрадывающегося холода и густого мрака руки начинали трястись, а по коже бежали противные мурашки, которые постепенно превращались в гладких и хищных шипящих тварей, стягивающих ее ноги и руки так, что двигаться было невозможно. После безуспешных попыток высвободиться, прямо перед ее глазами густой мрак вдруг как бы раскалывался надвое, превращаясь в огромный глаз с вертикальным зрачком. Видя его, она пыталась закричать, но по какой-то странной причине ей не удавалось проронить ни звука. Из последних сил она резким толчком вырывалась из мерзких оков оплетающих ее змей, отворачивалась, чтобы убежать, делала шаг… другой… третий, но затем всегда наступала на что-то скользкое и проваливалась в черный вертикальный туннель. Странно, что внутри туннеля было совершенно непонятно, падает она вниз, или стремительно летит вверх, но так или иначе, вскоре она влетала во что-то булькающее, квакающее и кишащее, и по ступням быстро и колко начинали ползать огромные сороконожки, оплетающие щиколотки еще хуже змей, и впивающие свои ужасные челюсти ей в ноги. Как обычно, к ее горлу подступал крик боли, омерзения и ужаса, который она так и не успевала озвучить, так как на лицо прыгало что-то огромное, тяжелое и мохнатое, вызывающее острый спазм в животе. Она быстро скидывала рукой эту тварь, и в этот момент всегда видела спускающихся из темноты множество огней маленьких горящих глаз.

Ужас придавал ей сил. Она вскакивала, пытаясь вырваться из опутывающих ноги мерзостных насекомых, и скидывая с себя прыгающих и падающих на нее со всех сторон мохнатых огромных пауков, старалась убежать, не обращая внимания на ощущение впивающихся в нее острых ядовитых челюстей. Затем она снова теряла равновесие и падала во что-то вязкое и зыбучее, съезжая теперь уже куда-то глубоко вниз.

Достигнув скользкого дна, она чувствовала, как между ее пальцев начинают шевелиться мириады омерзительных опарышей. Отдергивая руку, она пыталась их стряхнуть, но вместо этого они начинали вгрызаться в ее плоть и поглощать ее заживо. Ужасный трупный запах заполнял собой все, проникая в нос, рот, уши, и в тот же миг перед ней появлялся из кромешного мрака появлялся Аид, и его тонкие губы беззвучно произносили: «Добро пожаловать в Гадес!», после чего он медленно и страшно искажался от безумного смеха и превращался в обезумевшего Сахира, который начинал тянуть к ее горлу руки, намереваясь впиться в него когтями.

Она снова пыталась закричать, но захлебывалась, так как вместо крика из ее рта начинали вылезать отвратительные, бородавчатые, холодные жабы.

На этом Астэр с громким криком наконец просыпалась и резко садилась на постели тяжело дыша и трогая себя за горло. При этом во рту всегда оставалось противное ощущение металлическо-солоноватого вкуса крови и гнилостной тины на языке.

Тишина…

В открытое окно светила неполная луна и веяла желанная прохлада.

Откинув покрывало, женщина опустила ноги на пол, но тут же, вскрикнув, опять втянула их на кровать, так как ей на миг показалось, что по ним снова стали ползать сороконожки.

«Проклятье! Это сон!» – сказала она сама себе и все-таки заставила себя опустить ноги вниз и ощутить ступнями прохладный каменный пол.

«Как же все-таки мерзко! Хорошо, что это всего лишь кошмарное сновидение!» – с некоторым облегчением вздохнула она.

Где-то совсем близко завыл койот, и немногим дальше ему в ответ с надрывным хрипом засмеялась гиена.

Женщина поежилась. Перед ее мысленным взором все еще стояли эти безумные выпученные глаза и страшные оскаленные зубы.

«Брр…»

Не могло быть сомнений, впервые Аид ей приснился после ее первого посещения его храма. В ту же ночь он явился ей и, превратившись в высохшую старуху Сакхун, с жутким оскалом и злобным смехом погнался за ней, крича: «Теперь ты моя!»

Тогда она проснулась с пронзительным криком, и разбуженный Ятон спросил, что случилось? Услышав в ответ: «Сон плохой приснился», – он посоветовал поменьше есть на ночь и с недовольным видом отвернулся на другой бок. Однако, когда через пару ночей она снова разбудила его пронзительным криком, на следующий вечер он сказал ей, что лучше поспит один.

После того первого сна, в каждом следующем добавлялись какие-то новые мерзкие детали, и в целом эти кошмары стали ей снится все чаще и чаще.

Тряхнув головой, чтобы отогнать нехорошие воспоминания, Астэр почувствовала жажду и сильнейшее желание избавиться от ужасного гнилостного вкуса во рту. Она встала, подошла к столу, сняла декоративный шатер, служащий для приглушения света светильника, подлила в него масла и налила себе воды.

Снаружи снова завыл койот, и на этот раз где-то под самым окном ему ответил пронзительным криком сыч, заставив царицу вздрогнуть от неожиданности. Выругавшись, она осушила залпом чашу до дна и повернулась чтобы идти к постели. Ее взгляд невольно упал на зеркало на стене, однако, взглянув туда, она увидела вместо своего отражения страшную старуху Сакхун, криво улыбающуюся ей с одним единственным длинным зубом во рту. Пронзительно вскрикнув, Астэр швырнула чашу в отражение и схватила короткий нож, лежавший на столе. Ударившись об отполированную медь, глиняная чаша разлетелась в куски, а отражение в зеркале стало нормальным.

Стиснув зубы, злая и напуганная женщина подошла к зеркалу, держа нож в руке. С отражения на нее смотрела усталая и осунувшаяся Астэр, у которой под глазами появились темные круги, а на лице обозначились ясно очерченные морщины. И, как ни странно, но она сильно напоминала сама себе старую ворожею Сакхун.

«Будь ты проклята!» – подумала она, не зная, кого именно имеет в виду, себя или колдунью.

Снаружи ее комнаты раздался шуршащий звук. Видимо, стоящий на своем посту у ее спальни страж, услышав происходящее внутри, забеспокоился и приложил ухо к двери.

– Стража?! – крикнула царица.

Дверь тут же чуть приоткрылась, и испуганный мужской голос ответил: