Подделку, что исчезнет через год.
Или просто убьёт их всех.
Фэйри всегда брали, что хотели. И Дама лиловых теней, леди Неблагого Двора, не была исключением. Фэй не знала, что ей прикажут, когда истекут восемь лет. Впрочем, это не волновало её. Пока что она старательно выполняла давний приказ: пугала, мучила, напоминала…
Отец, что не был ей отцом, справлялся с горем лучше, чем мать. Именно он всякий раз успокаивал жену, умоляя её потерпеть ещё немножко, пытался задобрить ненавистного Подкидыша, как мог. Офелия же терпела, балансируя на тонкой грани безумия, и старалась поменьше попадаться ей на глаза. Сидела в спальне, да разговаривала с кошкой.
Они боялись. Так боялись, так надеялись на возвращение истинной Фэйт, что не могли дать отпор. Никому не говорили о страшной тайне.
Фэй открыла окно и замерла. Миг – и рука её капканом сомкнулась на невезучем воробьишке.
Тук-тук-тыдым-тук-тук… Казалось, сердце птахи вот-вот лопнет от ужаса. Фэй разглядывала её без улыбки. Участь пичуги была предрешена. Секунда – и ей свернули шею.
Фэй не впервые убивала животных. Чего стоил один Мёртвый Пёс – тот, что закопан в саду, под хилой дикой яблоней. Любимец десятилетки Фэйт, он быстро распознал подделку и возненавидел её всеми фибрами своей бульдожьей души. Пёс был смел, смел до глупости… И глупость эта привела к смерти, когда острая пика ногтя вошла ему в глаз.
Тогда Фэй встала с земли и, спокойно отряхнув платье, пошла к себе. Мать и отец, видевшие сцену расправы в саду, шарахнулись с дороги.
Да. Фэй умела убивать.
А дружить не умела.
…Только для глупой Джанет это было неважно.
***
В день, когда они познакомились, Фэй сидела на заброшенной детской площадке. Медленно покачивалась на качелях, мрачно погрузившись в себя: скрип – туда, скрип – обратно. На коленях её лежал альбом – десяток листов, скрепленных пружиной. Там, внутри, темнела жутковатая красота: деревья со стволами из скелетиков сухих листьев, короны из крыльев стрекоз и мотыльков… Странная, мрачная смесь гербария, рисунка и аппликации.
Подросшая Фэй часто гуляла одна или просто сидела здесь. Ни с кем из людей она, конечно, не дружила. Те немногие, кто когда-то общался с Фэйт, давно отдалились от неё новой или переехали. В то смутное начальное время родители врали напропалую: соседям, друзьям, журналистам… Фэйт-Фэй, что, по официальной версии, сама сбежала от неизвестного похитителя и была не в себе, сперва якобы лечилась на дому, а затем и вовсе перешла на домашнее обучение.
Разумеется, ни лечения, ни обучения не было. Фэй была полностью предоставлена самой себе – и творила, что хотела, сидя в доме. Родители порвали старые связи, перестали приглашать в дом гостей. Их жизнь окрасилась в мрачные краски. Те же, в которые Фэй, бывало, окунала старую кисточку – и рисовала, клеила, украшала альбом, чтобы потом долгие часы разглядывать.
В тот день Фэй не сразу заметила, что к ней подкрались. Вроде только что была одна – и вдруг:
– Ты пахнешь октябрём!
Девчонка. Лет четырнадцать, не больше. Стоит, улыбается… пялится.
Светлые волосы с крохотной рыжинкой – волны, каскады едва не до пят. Платье, вышитое по подолу шёлком, блестят перламутрово голые коленки…
И увесистый том под мышкой. Что там на корешке? Фэй…
«Фэйри. Энциклопедия», – моргнув, прочитала Фэй.
– Привет! Я – Джанет. А ты? – сияя, спросила девчонка.
Фэй не ответила – просто отвернула лицо, безотчётно сжав руку с длинным пальцем. Девчонка не обиделась на грубость, не ушла. К лёгкому удивлению Фэй, она села на соседнее сиденье и тоже принялась раскачиваться.
Только быстрее раза в два. И непрерывно треща при этом.
Пичуга беззаботная.
Как выяснилось, она с семьёй переехала сюда недавно. Детей у соседей не было, в Интернете сидеть тошно, друзья в другом графстве… Вот и отправилась Джанет на поиски приключений. Вот и нашла «подругу».
Фэй хмуро покосилась на неё. Ну, чудо-птаха! Дурочка! Мало того, к старшим пристаёт, так ещё и к Подкидышу.
Ведь одно движение, пальца взмах… и глаза, что доверчиво смотрят на неё, погаснут.
Впрочем, можно было и просто припугнуть: наслать на лицо пауков, на платье – пыль и плесень. Сделать ещё чего из мелких пакостей…
Но в тот день Фэй сдержала себя. В другой – тоже. И на третий, и на четвёртый… А всему виной – любопытство, что проклюнулось в ней слабым ростком по весне.
Джанет любила сказки про фэйри.
Нет, не так. Она по ним фанатела.
Знала, кому оставить крынку сливок, а кому – каплю крови. Знала наизусть баллады про Тэма Лина и Томаса-Рифмача. Мечтала танцевать на празднике фэйри, в круге призрачных Дам при луне…
«Дурочка, – мрачно усмехалась про себя Фэй. – Танцы при луне? Да они тебя до смерти затанцуют».
– А красивы до чего!..
– Красивы и жестоки, – безжалостно припечатала Фэй. – Читала про Неблагой Двор?
Джанет словно не услышала.
– А какие у них псы! – восторженно пропищала она. – Белые, с багровыми ушами! Вот бы мне такого…
«Они разорвут тебя, как только увидят. Ни косточки не оставят, всё сожрут».
– Детские сказки, – буркнула Фэй, без труда показывая равнодушие.
Джанет вздохнула.
– Да я знаю. Всё это – неправда. Но, знаешь, так хочется увидеть их! Красивых, с крылышками…
Джанет вздохнула ещё тяжелей, и Фэй чуть не закатила глаза.
Вот ведь глупая. Не понимает, что наткнулась на Подкидыша фэйри, не знает, что ходит по грани. Ведь в сказках написано одно, а в жизни всё не так.
Теперь мало кто из людей верит в фэйри. Не то время. А ведь напрасно…
– Жаль, что неправда. Мама говорит, надо взрослеть, а я…
Джанет вдруг осеклась.
Фэй ещё не успела поднять голову, когда почуяла Принца.
– Милые дамы… Можно мне к вам?
У качелей, прислонясь к тису, стоял высокий юноша с жемчужной серёжкой в левом ухе. Глаза цвета ирландских мхов неотрывно смотрели на Джанет, губы – улыбались.
– Я… я пойду, – сглотнув, быстро проговорила Джанет и вскочила на ноги. Принц в секунду оказался ближе.
– Куда ты, лапочка Джанет? – промурлыкал он, беря и пропуская сквозь пальцы её золотистую прядь.
Побледнев, Джанет попятилась к Фэй, что так и сидела на качелях. Словно в поисках защиты.
На лице Фэй не дёрнулась ни одна мышца. Зато Принц снова пошёл в мягкую атаку:
– Ты не рада мне, лапочка?..
Джанет попятилась, побледнев ещё сильней.
– Из… извините!
Покрепче перехватив книгу, Джанет развернулась на каблуках и побежала с немыслимой прытью.
Проводив её масляным взглядом, Принц вздохнул и посмотрел на Фэй.
– Всегда она так. И что не нравится?
– Ты и не нравишься, – честно ответила Фэй. – Она тебя боится, сто раз мне говорила. Мол, красивый маньяк…
Принц расхохотался, запрокинув голову. Затем, изящно ступая, уселся на сиденье, ещё хранившее девичье тепло. Потёрся носом о верёвку, что недавно держала рука Джанет. Лизнул, будто кот – след мышки.
– Чудесная, сладкая… – прошептал Принц и тихонько запел приятным баритоном: – Дитя, я пленился твоей красотой… Неволей иль волей, а будешь ты мой2…
Повинуясь его голосу, задвигались травинки. Даже камни, раскалённые солнцем, стали подпрыгивать, как воробьи. Даже Фэй – уж на что стальная особа! – принялась ёрзать на сиденье.
Бойся, когда напевают фэйри. Трепещи, когда поёт их наследный Принц…
– Что ж, – оборвав песню, сказал Принц и лениво, с удовольствием, потянулся. – Как делишки, Фэй? Ещё не кокнула своих?
– Нет, – холодно бросила Фэй в ответ.
– А когда?
Фэй не ответила, и Принц по новой расхохотался. Он был весел настолько, насколько она мрачна, порывист настолько, насколько Фэй – флегматична. Казалось, Принц полон эмоций до предела. Вот-вот взорвётся. Он безмерно любил всё новое, запретное… то, на что сородичи не могли глядеть без презрения.
Например, Подкидышей.