– Простите?

– Я не буду продавать замок, – чётко сказал Эм и подался к ведьме через стол. – Знаете, что, мисс? Мне приснился удивительный сон. Я…

Эм вдруг запнулся и рассеянно провёл рукой по седоватым волосам.

– Я будто почувствовал себя другим человеком. Воином! Я видел древнюю бойню своими глазами, видел то, как падают друзья… и вокруг – крики, волынки… Я чувствовал эмоции, и это ощущение… ощущение… Нет, не могу объяснить.

Нэнси мысленно кивнула. Конечно, не можешь.

Разумеется, Эм не помнил, что терял сознание. Всё, что призрак предка успел показать ему за десять минут, спустя несколько дней пробудилось в памяти, как воспоминание о недавнем сне. Тогда же, в яме, он очнулся, не поняв, что произошло. Нэнси знала, что для него всё это заняло секунду – странную секунду помутнения зрения, после чего она сделала над ножом несколько магических пассов и сказала: «Всё. Теперь нужно ждать».

– Знаете, – медленно, задумчиво сказал Эм, глядя в окно затуманившимся взглядом. – Я отреставрирую замок. Я всё понял. Нельзя так отказываться от прошлого. От предков… Сделаю в замке музей. А может и сам какое-то время там поживу… Шон будет рад.

Эм положил на стол тот самый нож скин ду. Добавил:

– А это подарю ему.

И улыбнулся.

Нэнси отвернулась, пряча улыбку.

Где-то далеко-далеко в вереске летал шёпот и победно пели волынки.

Не верь глазам своим…

…И фэйри не верь.

Занавески колыхнулись, и в ногах спящей тут же заурчала кошка. Плоскомордая, белой масти, она пружинисто вскочила, распушив султан хвоста. Но лишь одно движение руки – и зверь, спелёнатый паутиной, слетел с кровати, успев только сипло мяукнуть.

«Не мешай. Ты же не хочешь к Мёртвому Псу?» – подумала Фэй, мягко соскальзывая с подоконника.

Глаза цвета виски бешено сверкнули, но гостья уже отвернулась и упёрла тяжёлый взгляд в хозяйку комнаты. Та, будто ощутив угрозу во сне, сдавленно промычала, не разжимая губ.

«Здравствуй, здравствуй… мамочка».

Здесь пахло сухой лавандой, что томилась в подушке. Химией от таблеток и – чуть-чуть – сливками из кошачьей миски. Но вскоре спальню заполнит иной запах. Он не выветрится даже под утро, когда Фэй, сделав, что должна, бледной тенью вернётся к себе.

Палец, похожий на птичью косточку, простучал «sos» по столбику кровати, и спящая завозилась. Вот-вот проснётся.

Фэй приблизилась ещё на полшага. Из рукавов её сыпались сухие трупики стрекоз и бабочек, а дыхание рождало в воздухе Осень: запахи влажной земли, прелой листвы, пыльных заброшенных усадеб… По свежим цветам, что стояли в горшках, убийцей карабкалась плесень; тонкая патина пыли, лежавшая тут и там, росла, обращаясь в толстенный войлочный слой.

Фэй склонилась над спящей. Уродливый палец – на полдюйма длиннее, чем надо, – провёл ногтем по скуле, оставляя липкий улиточный след, и голова женщины мотнулась по подушке.

– Нет… нет… – выдохнули губы.

Кошмар набирал обороты. То, что надо.

Фэй без улыбки забралась в постель и по-турецки уселась матери на живот. В пыльном углу, борясь с паутинным кляпом, выла кошка.

«Ну, давай же. Открой глаза».

И она открыла.

Долгие десять секунд Офелия Гриффитс смотрела на Фэй, словно кролик, попавший в свет фар: оцепенело, завороженно…

А потом завизжала.

Точнее, попыталась завизжать.

Правая рука Фэй не дала ей ни малейшего шанса, и визг умер в зародыше. Пауки, упав с потолка на длинных паутинках, пустились в пляс на её ресницах, в ноздри змеями пополз живой мох… Тело Офелии выгнулось дугой, а руки замолотили Фэй в жалкой попытке освободиться.

В эту ночь всё повторилось трижды: трижды Фэй ослабляла хватку – и атаковала вновь, доводя жертву до грани смерти. Под конец, когда Офелия, не выдержав, лишилась чувств, Фэй гадюкой сползла с обмякшего тела. Ковырнула, выпустив кровь, трещинку на её губах. И ушла, как и явилась, через окно… мимоходом небрежно освободив кошку.

***

Всё началось около семи лет назад. С дамы, чей голос был прохладней шампанского, а глаза темнели, как фиалки в сумерках.

В тот вечер бизнесмен Гриффитс явился на праздник вместе с женой, чью шею украшало изысканное колье с медальоном. Семейное серебро, поверх – эмаль… и гравюра с танцующими фэйри. Занятная штука.

Звенели влажные бокалы, звенел в воздухе колокольчик-смех. Спала в своей комнате, не зная о грядущих бедах, маленькая дочь Гриффитсов.

Дама в лиловом выросла пред Офелией, точно из-под земли. Улыбнулась – и сразу перешла к делу: «Я желаю этот медальон. Сколько он стоит?»

Вздрогнув, Офелия прижалась покрепче к супругу. От лиловой дамы веяло необъяснимой жутью.

«Это… это память о бабушке! Не продаётся!»

Фиалковые глаза уставились на её мужа, и тот кивнул, подтверждая. Усмехнувшись, дама дёрнула плечиком и тихонько пропела: «Что твоё, то моё, что моё – никому не отдам!»

А потом исчезла.

В ту же ночь приоткрытое окно в спальне малютки Фэйт распахнулось без единого звука.

…Три дня её искали по всему графству. Три дня Офелия разбивала лоб в молитвах своему Богу, а Гэвин – глушил страх неразбавленным скотчем.

На четвёртый день Фэйт вернулась.

Вместе с фиолетовой дамой из Неблагого Двора фэйри…

Они появились в гостиной, прямо из воздуха. Там, где секунду назад не было никого.

Так Гриффитсы узнали, кому посмели отказать. Так разом поверили в страшные сказки, что когда-то читали перед сном. Угодили в кошмар, из которого не выбраться.

Ведь Фэйт, что вернулась, была уже не Фэйт.

Подкидыш.

«Отдай нам дочь! Мы сделаем всё, всё!..»

«Восемь лет, – отчеканила дама, кривя губы в жестокой улыбке. – Восемь лет, – повторила она, оттолкнув протянутый медальон, и Офелия затряслась. – Лишь тогда я верну вашу дочь… А может, и нет».

Сказав это, дама бесследно исчезла.

Фэйт-Подкидыш холодно посмотрела на рыдающих родителей и впервые открыла рот: «Я хочу есть».

***

В дверь постучали, но Фэй не дрогнула. Этого можно было ожидать.

– Милая… милая, ты тут?

Игнорируя гостя, Фэй бесстрастно взяла банку с пленённой стрекозой и чуть приоткрыла крышку. Маленький дракон сразу же рванул на свободу, но оказался схвачен за хвост.

– Милая?

Насекомое закорчилось. Фэй поднесла его к прищуренным глазам и стала разглядывать крылья. Хорошие, тоненькие… Почти как у пикси.

– Фэйт, я с подарком…

Фэй нахмурилась – и расплющила стрекозу о стол.

Встав, она прошла к двери и молча распахнула её. Отец тут же расплылся в улыбке – дёрганной, как всегда.

– Фэйт, красавица!

– Фэй, – холодно поправила та, но отец привычно сделал вид, что не услышал. В руках у него подрагивала большая коробка с чёрным шёлковым бантом.

– Доченька, я принёс…

Скривив бледные губы, Фэй вырвала подарок и тут же захлопнула дверь.

За ней вздохнули. Кажется, с облегчением.

Фэй небрежно развязала бант и открыла коробку. Внутри покоилось платье, сшитое будто из сотен лепестков роз. Логотип гласил – «Вивьен Вествуд».

Скептически подняв чёрную бровь, Фэй прошла к зеркалу и приложила к себе подарок.

Отражение выглядело скучающим. Розовый отнюдь не красил Фэй, ещё больше подчёркивая нездоровую белизну её кожи и темноту волос, что плетьми лежали на плечах. Фэй выглядела на семнадцать, но глаза её были чересчур взрослыми.

«Её взгляд! Это взгляд убийцы!..» – помнится, кричала как-то мать.

Фэй швырнула платье в пыль и двинулась к окну. У дороги остановилась знакомая машина, мячиком выскочил бритоголовый старик. Доктор, опять к Офелии.

Фэй задумчиво постучала длинным пальцем по стеклу. Она не чувствовала по этому поводу ничего особенного. Сказать по правде, Фэй вообще мало что чувствовала.

Она же не человек.

Фэй была наказанием, карающей дланью. Ночным кошмаром, отступавшим на миг. Наполовину человек, наполовину – фэйри, Подкидыш Фэй была рождена не утробой, а магией. Прядь срезанных волос, пластинка вырванного ногтя – вот всё, что помогло создать облик Фэйт. Создать клона, копию, подделку…