====== Chapter XIX ======
Безысходность. Она была во всем — в густо-серой январской мгле, в злобных липких хлопьях мокрого снега, кружившихся в каком-то безумном танце, в пробирающем до костей ледяном холоде, который окутывал кожу и сознание мерзкой тягучей дымкой. В раскинувшемся над головой бескрайнем свинцово-черном небе, на котором не было видно ни единой звезды, в простирающихся где-то далеко внизу заснеженных лесах, горах и лугах. Мрак затуманивал все существо, заставляя безмолвно кричать от невыносимой пронзительной боли. Тьма была повсюду, она давно въелась в кожу, пропитала одежду, просочилась в душу болезненными нитями отчаяния и ужаса. Тьма оставила свой отпечаток на холодной сероватой коже левого предплечья, мучительно жгучий и уродливый. Выделяющийся безумным контрастом, жуткими угольно-черными очертаниями. Хотелось расцарапать руку до крови, содрать кожу вместе с мясом, до костей. Чтобы вместе с дикой, раздирающей болью и хлещущей рекой горячей крови сошло это паршивое омерзение. И, желательно, жизнь тоже.
Комья противного снега залепляли лицо, залетали за ворот черной рубашки и пиджака, путались и застывали в светлых слипшихся волосах. Воющий ветер с остервенением овевал неподвижную черную фигуру в трепещущей мокрой одежде. Врезался в изможденное, худое, мучительно-бледное лицо с изысканными, острыми чертами, с безжизненными, бесцветными серыми глазами, с тонкими, посиневшими от сурового холода губами. С глумливым свистом вихрь пытался сбросить с промороженных металлических перил Астрономической башни мертвенно-землистые паучьи руки с нервно сжатыми длинными пальцами, с сухой, как заледеневший пергамент, кожей, со вздувшимися переплетениями фиолетовых вен и неестественно выпирающими жилами. Резко выточенный профиль жутко белел на фоне густой свинцовой мглы январской ночи. У ног в дорогих ботинках из лакированной кожи, на каменном ледяном полу, который был запорошен липкой метелью, валялась пустая пачка из-под сигарет. А в морозном плотном воздухе витал едкий запах терпкого табачного дыма, пышными сероватыми кольцами поднимавшегося в бесстрастное, таящее угрозу небо. В воспаленном сознании Драко Малфоя с молниеносной скоростью, но с мучительной точностью проносились болезненные воспоминания. Кровь в теле словно кто-то поджег, и она едкой пульсацией разносилась по всем венам, ударяла в голову убийственным жжением. Каменное сердце слабо трепыхалось, отдавая в грудь глухой болью. Крепкий, всепоглощающий холод окутывал промерзшее тело ледяным покрывалом, которое будто резало кожу острыми раскаленными лезвиями. Но перед глазами встал образ старикашки-директора, с которым Драко сегодня столкнулся в коридоре на четвертом этаже. Дамблдор с дружелюбной, привычно чудаковатой улыбкой поприветствовал ученика, осведомился о его здоровье и успеваемости. Добродушно покивав головой на сухой ответ, вновь улыбнулся, сверкнул ярко-голубыми глазами и медленно исчез за поворотом, рассеянно напевая под нос какую-то идиотскую песенку. Почувствовав, как в сердце что-то содрогнулось, юноша опрометью бросился в другую сторону коридора. Вылетел в узкий светлый коридор, который был почти пуст. Только на просторном подоконнике, залитом тусклым сероватым светом, сидели два студента. Сидела она. Грызла сочное красное яблоко, откидывала на спину волнистые волосы, шоколадными завитками спадающие на утонченное лицо. И улыбалась. Мягко и безмятежно. У Драко от такой улыбки внутренности всегда сворачивались в блаженном трепете. А мерзкий лохматый гоблин Поттер тоже улыбался. Сидел и лыбился, прикасаясь к ней своими грязными корявыми руками, раскрывая свой поганый рот. И по-щенячьи пялился. Малфоя захлестнула волна бушующей ярости, и он с трудом ушел из этого проклятого коридора, оставшись незамеченным. Драко понял, что он не сможет убить Дамблдора. Никого не сможет. Кроме Поттера. Молодой человек посмотрел вниз, в бесконечную земную мглу. Истерзанная душа была опустошенной. А в трещащей голове зародилась прекрасная идея. Такая, что тонкий рот Драко скривился в жутком оскале, а серые глаза пугающе вспыхнули безумной радостью. Мысль казалась такой простой, что юноша едва сдержал облегченный хохот. Легкие были наполнены тошнотворным дымом выкуренного десятка сигарет. Драко глубоко вздохнул, отлепляясь от перил и делая изящный взмах волшебной палочкой. Заледенелые металлические прутья разъехались, освобождая каменную пропасть над твердой пустотой. Вихрь, смешанный с метелью, адски взвыл, подталкивая молодого человека к краю. Драко подошел, засовывая палочку в карман. Посмотрел туда, вниз. И горько улыбнулся. Это просто. Сделай шаг вперед, и ты полетишь в бесконечность, где нет ни страданий, ни слез, ни боли, ни потерь. Визгливая пурга нашептывала это Драко, который, как завороженный, стоял на каменной грани. Он вдохнул морозный мокрый воздух полной грудью, стиснув челюсти и расправив плечи. Уходить нужно с гордо поднятой головой. Драко сделал шаг. В ушах зазвенел прохладный нежный голос, наполненный сталью и болью.
— Ты трус, Малфой!
— Я трус. И я просто хочу уйти.
— Если ты уйдешь, то кому от этого будет лучше? Твоей матери? Отцу? Забини?
— Тебе точно.
— Придурок. Ты эгоистичный кретин, Малфой! Думаешь, что знаешь все лучше всех, а на деле глупый капризный ребенок!
— Может быть. Но я всего лишь заканчиваю тот путь вонючей грязи и темноты, на который ступил.
— Нужно бороться, Малфой!
— А смысл?
— Смысл есть везде. Даже там, где, как нам кажется, его нет.
— Уже поздно. До странности приятно ощущать под собой ничего.
— Приятно. Приятно оставить все, сбежав от мира.
— Не отрицаю.
— Не бросай меня, Малфой. Вернись.
Сквозь гудящую пелену до Драко донесся вопль Вингардиум Левиоса. А дальше был ледяной пол Астрономической башни, мощный удар в челюсть от взъерошенного и промерзшего Забини, его итальянский мат, смешанный с английским и испанским. Флоренс Уайлд одобрительно улыбнулась, растворяясь в мокрых хлопьях летящего сероватого снега. *** Эта ночь января выдалась чудесной. Легкий воздух, напоенный морозной крепостью, казалось, звонко похрустывал при каждом вдохе. Над Хогвартсом и его окрестностями расстилалось необъятное ночное небо, напоминавшее чернично-черный велюр, на котором рассыпались сотни мерцающих звезд, тихо спящих под серебристо-прозрачной вуалью луны. Иней на плакучих ветвях прибрежных ив мягко искрился светящейся крошкой хрустального бисера, мягко переливаясь под струящимся холодным светом. Молочно-белое покрывало снега бережно укутывало затаившую дыхание в ожидании весны землю. Зеркальная гладь Черного озера, скованная толстым слоем голубоватого льда, была изрезана затейливыми переплетениями лезвий многочисленных коньков. Ближе к краю озера можно было разглядеть две фигурки, плавно кружащихся на месте, и они казались одним большим целым. В темном воздухе над ними парил небольшой фонарь с толстой свечой внутри, и он излучал мягкий уютный свет, тускло заливающий юношу и девушку. С ночного небосвода падал, кружась в плавном изящном вальсе, мерцающий кружевной снегопад, тихо оседавший на дремлющую землю.
Флоренс чувствовала теплые руки Гарри у себя на спине, ощущала его размеренное, спокойное дыхание у себя над ухом, его уютный аромат мягко бил в ноздри. Она не жалела, что согласилась на эту ночную вылазку. Они топтались на месте в чудаковатом танце, держа друг друга в бережных объятиях и утопая в нахлынивающей неге нежности. А воздушные кристальные снежинки, отражая зеркальное сияние звезд, с манящим шепотом вращались вокруг молодых людей. Девушка ощущала приятное, разливающееся по телу тепло, когда находилась рядом с Гарри. Когда он неловко улыбался, когда задорно сверкал яркими насыщенно-изумрудными глазами, когда брал ее за руку. Не было пьянящего возбуждения, которое раньше часто бешено трепетало в груди. Остался только душевный покой, вселяющий мягкую уверенность и тихую уравновешенность. С Гарри было спокойно и мирно. Но порой все это не могло заглушить то противное, гложущее сердце чувство неправильности. Оно снедало изнутри долгими муторными ночами, не давало заснуть, утомляло бесконечной глухой болью в голове. Но когда Гарри был рядом, ревущий и мечущийся зверь затихал, затаиваясь на время. И все начиналось снова, когда Флоренс оставалась одна.
