В погоню за ними бросились сразу двое, и призрачная надежда на возможность оторваться растворилась в тот же момент, как Егор споткнулся о торчащий корень. Отец, вскрикнув, покатился с пригорка вслед за ним, и они, поднявшись, замерли. Бежать дальше не было смысла — свет фонарей уже был слишком близко.

Егор плакал. Так горько, как и в тот день, когда его изнасиловали. И с каждым приближением лиц в белом его было видно всё более отчётливо.

Дядя Миша уже не предпринимал ничего, он просто смотрел на сына и не видел ничего из-за слёз, застилающих его глаза. Он закрыл его собой, обняв как можно крепче, когда совсем рядом раздались чужие шаги. Свет теперь был направлен только на них, перестав скакать по округе.

Вся команда уже была далеко, вне зоны видимости, и это был правильный выбор — бежать без оглядки. Они заслуживают того, чтобы выжить. Как и его мальчик, и это всё, что заполняло сейчас мысли Михаила; на долю его сына свалилась слишком тяжёлая ноша, его ребёнка разрушили люди, и теперь их убьют. Всё те же люди. Самые злые создания.

Егор, уткнувшись в свитер отца, ни на секунду не мог перестать успокоиться, он продолжал тихо скулить, всякий раз вздрагивая, когда белые вспышки виднелись даже сквозь плотно закрытые веки. Раздалась череда выстрелов — все пули попали в спину Егора, ни единого промаха. Его хватка становилась всё слабее, дрожь в теле медленно прекращалась.

Он уже не подавал голоса, и только мёртвая тишина перекрикивала горе отца. Как же трудно быть родителем, чей сын умер раньше, даже если эта разница лишь в пару секунд.

Михаил не видел его крови, лишь чувствовал её на своих руках, но он был спокоен. Он даже был счастлив, что сын не увидел его смерти. Контрольный выстрел — и дядя Миша, крепко удерживая бездыханное тело Егора, рухнул вместе с ним на землю.

*

— Стойте, пожалуйста! Хватит, я… — лёгкие Беляка разрывались на части, он невыносимо устал.

— Вроде оторвались.

Пространство вокруг заполнилось тяжёлым дыханием, ноги сдавливала глухая боль; им пришлось пробежать нехилый марафон, и было трудно определить, какое расстояние они преодолели. Почти в полной темноте дистанция вообще не определялась, но было ясно одно — им удалось вырваться из лап смерти. Не всем.

Алек обернулся, услышав горькие слёзы отца. Точно так же, согнувшись и уткнув лицо в ладони, рыдал дядя Лёша. Сдавило горло от понимания, что не хватает двоих людей — дяди Миши и Егора, — тех людей, кто, наверное, больше всего заслуживал выжить. Тех, на чью долю свалилось слишком многое…

— Давайте пройдём ещё чуть дальше, потом сядем перекусить. Нам ещё долго идти, — заботливо предложила мама Игоря, которой, как и её мужу, бег дался куда легче остальных, ввиду натренированной годами выносливости.

Глаза уже привыкали к отсутствию света, теперь было не так сложно различать очертания, но всё ещё было трудно по-настоящему разглядеть что-либо. Все стояли, кроме Беляка — он сидел на корне, — у высокой сосны; пробел в виде дороги ещё виднелся, но они были слишком далеко от основного ориентира.

Игорь держался рядом с Алеком, заботливо интересуясь, как тот себя чувствует. Всё же он был довольно слабым, даже не смотря на хорошую скорость. Пользуясь моментом, Игорь, пряча в тени их небольшое проявление чувств, раскрыл его руку, сжатую в кулак, и ответная реакция не заставила себя ждать — Алек, убедив его, что с ним всё в порядке, нежно погладил его ладонь большим пальцем, ощутимо сжимая.

— Часть еды мы потеряли, но до утра точно хватит, — отец Игоря всё ещё держал планку твёрдости своего характера, за что тотчас поплатился.

— Не смей говорить в таком тоне! Они… — Ярослава разрывало от злости и несправедливости, слышать такое о лучшем друге было просто невыносимо.

Он замолчал, снова переваривая произошедшее. Он сразу подумал о жене Михаила. Супруг, самый верный компаньон в жизни, сын, чьё рождение они ждали слишком долго… их больше нет. А она — одна в мёртвом доме. Как бы она не наложила после такого на себя руки… такой исход, учитывая её характер, был слишком вероятен.

— Мне действительно жаль, я сочувствую. Но, извини, их смерть не имеет для меня особого значения, — цинично подметил отец Игоря. — Теперь нам нужно жить.

Ярослав намеренно отошёл от него подальше. Паника и без того захлёстывала его, а услышанные слова влияли на него слишком негативно. Темнота давила ничуть не меньше — фонарики были под условным запретом, их свет означал лишь то, что смерть уже совсем рядом.

Но двигаться действительно было необходимо. На них открыли охоту, люди в белых комбинезонах знают направление и, избавившись от двоих, точно вошли во вкус. Команда снова углубилась в лес, стараясь не упускать из вида основной ориентир. Не имея ни малейшего представления об их местоположении, они молча ступали вперёд, пытаясь разглядеть хоть что-то. Пейзажи вокруг почти не менялись, создавалось впечатление, что они идут на месте.

Алек впервые достал телефон, время на экране показывало одну минуту второго, и он не смог не удивиться тому, как быстро пролетело время с начала их пути. Его внимание привлекло незначительное изменение в окружающей среде: деревья становились всё реже, и чуть дальше было видно, что в ближайшие сто метров их нет вообще. Над головами оказалось невероятно чистое небо.

— Какие красивые звёзды, — воскликнул Игорь куда громче, чем говорил всё это время.

Алек уставился на него так, будто впервые услышал его грубоватый, но с нотками ласковости, голос. Словно новое знакомство. Ноги бесконечно ныли, уж особенно после дикой пробежки, усталость была слишком отчётливой. Но возглас Игоря действительно стоил их внимания. Луна была сказочно яркой, даже звёзды, казалось, освещали всё вокруг.

— Идём скорее!

Остановиться, чтобы посмотреть на это, решили только Алек и Игорь, все остальные шагали молча, но всё же не упустили возможности оглядеться мельком. Обращал на себя внимание только Беляк, которому, к слову, достаточно долго удалось продержаться мужественно, но он уже окончательно устал. Он просил воды, постоянно говорил о том, что очень хочет что-нибудь перекусить, и команда окончательно решила остановиться. Живот урчал уже у подавляющего большинства.

— Давай вот за тем деревом поваленным сядем.

Они сели в круг, на самом краю перед открытой местностью, откуда открывался вид на дорогу, проходящую вдоль редеющего леса. Они за баррикадой, и у каждого была негласная задача внимательно смотреть во все направления. Свет по-прежнему оставался под запретом.

— За погибших, — Ярослав символически поднял вверх стакан с водой. На всех снова опустилась тень траура.

— Когда мы выберемся, я обязательно куплю все доступные и не очень средства самообороны, — решил разрядить обстановку дядя Лёша. Он старался не терять оптимизм ради своего сына.

— Надеюсь, это произойдёт очень скоро, — тоскливо проронил Беляк.

*

— Ты никогда не думал, ради чего мы участвуем в этом?

Эрик сделал затяжку. Вообще, он не курил и никогда не считал это истинным успокоением, но меланхоличная тоска по общению с кем-то без лишних глаз и ушей заставила его отреагировать на шумного напарника сверху, который, сползая со второго яруса койки, случайно задел его ногой.

Он проскочил за ним на улицу, утопая ботинками в снегу по щиколотку. Тот стоял подальше, где на краю стоянки был небольшой подъём, с которого открывался вид на поле за стеной. С серого неба, почти тёмного — не как в ярком городе, а как на окраине жизни, — медленно падали мириады снежинок. Пар изо рта валил при каждом выдохе, на улице было больше десяти градусов мороза. Напарник же и вовсе был как паровоз, добавляя в воздух табачный дым вместе с тёплым дыханием.

Стоя рядом с ним, Эрик впервые решил поднять с кем-то столь важный вопрос, что заботил его уже длительное время. Именно этой ночью, наслаждаясь сигаретой, взятой у напарника. Переживания переливались через край. Их курево затянулось.

— Благодаря им я и моя мать выбрались из трущоб, и если мы продолжим делать всё правильно, многие семьи смогут выбраться из бедности, — даже среди ночи его оптимистичный тон никогда не пропадал. Правда, со стороны он больше походил на самоубийцу, стоявшего на краю крыши и пока не заметившего возможности прыгнуть вниз.