День, когда Роман открыл свои красивые и полные живого интереса глаза, навсегда останется для меня потрясением. Настолько этот андроид неотличим от человека…

Его скелет – биокибернетический организм с замкнутой системой энергообмена. Он гибок и ловок, умеет бегать, его невозможно сбить с ног. Роман самообучаем и может подключаться к любой операционной системе и программе.

Андроиды доступны не всем, они стоят немалых денег. Десятилетия назад люди думали, что роботы заменят человека в сфере услуг, в здравоохранении и социальной сфере. Частично так и произошло, но использовать андроида в качестве помощника по дому – дорогое удовольствие, дешевле нанять человека. Человеческий труд теперь стоит немного.

Мне Роман достался от корпорации робототехники как бонус за исправную работу. Условием его постоянного пребывания в моей съемной квартирке стало проведение исследований, связанных с обучением андроидов образному мышлению. Мы читали, рисовали, смотрели фильмы и слушали музыку, выполняли специальные тесты и задания от корпорации. А затем заносили всю эту информацию в электронный дневник. За проведение этих нехитрых манипуляций мне еще и доплачивали.

Сеанс психотерапии наконец подошел к концу. Психолог-консультант прописал рекомендации и свернул проекцию. И я тут же вновь открыла сайт службы Санитарного Контроля в надежде увидеть рассмотрение повторного запроса на выезд из города. Опять отказ. За год ни одного подтверждения.

Роман поставил передо мной кружку с заменителем кофе.

– Как же мне достать пропуск на перемещение… – взяв теплый напиток в руки, я подошла к окну.

На балконе высотки напротив копошился сосед. Он круглый год выращивал цветы и зелень на своей лоджии – зимой под лампой, летом на скудном солнце. Невысокий щуплый мужчина в спецодежде с логотипом службы водопроводных и канализационных систем. Именно от него можно было услышать правду о том, что происходит в городе. Ведь специалисты городских коммунальных служб имели выпускные карты, которые давали им возможность почти беспрепятственно перемещаться по городу: выезжать на объекты городской инфраструктуры, прорывы, ремонты коллекторных систем. Обычно спокойный и рассудительный, сегодня он казался мне взволнованным: поливая рассаду, он что-то бубнил себе под нос, касаясь перебинтованного запястья. Увидев меня, мужчина улыбнулся и помахал рукой.

– Как настроение, барышня?

Подняв над головой кружку с бодрящим напитком, улыбнулась в ответ – так у нас заведено, почти ритуал.

– Что нового в городе? – я повисла на подоконнике, подставив плечи теплым солнечным лучам.

– Вчера перекрывали водоснабжение целого микрорайона, полдня провозились. Говорят, мутация вируса какая-то… всех вывезли через «не хочу». Ну вот нас и погнали туда, чтобы трубы законсервировать.

– Куда их вывезли? И зачем все перекрывать, разве люди не вернутся в свои квартиры потом?

– За Москву спихнули, дескать, Центр там какой-то новый построили… Вот туда. А в квартиры, поди, не вернутся. Жильцы не собственники, дома-то эти возводили для строителей «ковчегов» – временное жилье, городу принадлежит.

– Все хотела у вас спросить: а вы тоже в стройке «ковчегов» участвовали?

– Да, было дело, – закряхтел он и облокотился на балконные перила. – До сих пор помню. Когда в 2058 году ученые опять заговорили об этом метеорите и объявили, что Апофис на подлете уже и через десять лет мимо пройдет… Да еще, как оказалось, с подарками… Паника началась! Сначала-то никто не рассчитал, что за этой глыбой длиной почти в полкилометра еще обломки мелкие плывут. Значит, гравитацией его притянутые… Ну вот, значит, они-то и попали в… как ее…

Он потер рукой морщинистый лоб, закатив глаза к небу.

– А! Гравитационную замочную скважину. Тю, всего-то километр в ширину дыра, где Земля его массой своей на себя потянула… А за ним еще мусора всякого, осколки… Вот они-то и посыпались в 2068 году на нас. К ним и готовились. Вот тогда и начались великая миграция и великая стройка. Потянули людей в промышленные и научные зоны, а стало быть… Где всем разместиться? Города росли как на дрожжах, добровольцев много было. Кто ж откажется от шанса получить билет в бункер для себя и своих детей, коли с неба камни полетят. Сгорят, не сгорят в атмосфере, шут их знает! А жить-то всем охота. Нужно было металлургию, химию, технологии развивать…

Он глубоко вдохнул, закашлялся, словно лишнего воздуха хлебнул, и продолжил:

– А вообще хорошее время было! Жили скромно, тесно, зато цель была, идея! То, что пуще всякого кнута сплачивает и гонит вперед, – засмеялся он, мотая головой. – Через тернии к звездам! Мать его етить… Не то что щас… Говорильня одна, и все по дуплам, боятся с соседом поздороваться.

– Так нельзя ведь, дядя Мить, вирус, – допила я последний глоток теплого напитка со вкусом кофе и поставила на карниз, не желая лезть обратно в комнату. – Штрафы, дистанцию надо соблюдать.

– Ох барышня ты моя! Стрекоза зеленая! Дистанцию надо было сразу соблюдать! Чтоб не дать этой заразе в человеческом теле закрепиться. Говорят, в ДНК встраивается и живет там, – хлопнул он по перилам и в растерянности развел руками. – А теперь уже чего, с ним жить – по-волчьи выть. Народна мудрость! Помню, через год первый больной появился. Через год после метеорита… Говорят, от животных пошел. А потом с перелетными птицами на пол земного шара разошелся. А мы тут все в урбанизации и глобализации, как на пятачке, друг другом дышим. Как не заразиться?

– Дома сидеть, – кисло ответила я, глядя на дно пустой кружки.

– Что печально так? Опять отказ пришел? Давно своих не видела?

– Семь лет уже, как начались мутации.

– Семь? Не больше? Уверена? – кратко спрашивал он, косо поглядывая на меня. – В «Ложной памяти» общаешься с ними, поди?

– Да. А вы со своими общаетесь? Давно видели? – оживилась я, еще больше высунувшись из окна.

– У меня в Саратове сестра сводная. Лет двадцать не видел, – вздохнул он и взял садовую лейку. – Общался года три тому назад. Только вот у тебя не бывает, что говоришь, говоришь, а как только спросишь про город, что нового, чего настроили, может, сквер какой новый открыли или памятник там, так – раз! – все обрывается. Раз, и концы в воду. А последний раз говорим, я спрашиваю: «Че это ты, Аннушка, не стареешь вроде? Ты, чай, не бот ли какой?»

И лейка в его руках затряслась, роняя брызги мимо цветочных горшков. Он виновато улыбнулся и погладил перебинтованную руку.

– Шучу, значит… А она мне: «Вы верно догадались, я голосовой помощник». Я аж чай опрокинул! Голосовой помощник…

– А дальше что? – сверлила я его пытливым взглядом.

– Ничего. Связь пропала, – он потер рукой лицо и продолжил: – Недаром народ прозвал программу эту «Ложной памятью». Ложной… Оцифровали нас.

– Ну это вы зря, эта программа – сейчас единственная возможность с семьей общаться, – я недовольно сдвинула брови, пытаясь вытолкнуть из головы навязчивую мысль о возможном сбое в программе как единственном адекватном объяснении этого случая.

– Да, – закряхтел он и вытер пот со лба. – Нездоровится мне сегодня. Сил нет. Да еще вчера крыса облезлая какая-то за руку ухватила. Из канализации кинулась, мать ее етить! Мастеру сказал, а тот как рявкнет: «Нечего лапы свои куда попало совать! И так работников мало! Лей антисептик, антибиотик пей и завтра с утра чтоб как штык на работе был к утру!» Хрен мордатый, плевать совсем на людей. Ну хотя понять и его можно. Времена такие, ситуация такая сложная. Не хватает людей. Ладно, стрекоза моя зеленая… Будем жить!

Я улыбнулась, закрыла окно, но какое-то предчувствие заставило меня обернуться на цветущую лоджию.

Дядя Митя аккуратно поставил лейку и, внезапно обессилев, плюхнулся в садовое кресло, а через несколько секунд тело его обмякло. Неужели уснул? Может, у него сегодня выходной? Наверное, хорошо вот так дремать под утренними лучами среди цветов…

Вид этого цветущего балкона вызвал во мне такую тоску по родительскому дому, что я уткнулась лбом в холодное стекло окна.