Либо… Да, по сути — это единственный выход.

— Слушайте! — включив одновременно «воодушевление» и «громовой голос», крикнул я. Дождался, пока все замолчат, после чего указал на желтоповязочников и продолжил: — Эти четверо поведут вас во владения хоу Вэнь Тая, к городу Юйчжан. В пути они позаботятся о вас, вы же должны слушать их, как деревенского старосту или государственного чиновника. По прибытии они передадут вас на попечение правителю, а он определит вам место для жительства на своей земле. Знайте, он не жестокий и не душит своих людей налогами, там вы сможете жить и трудиться в безопасности!

Такое вот решение. Стратегическое, можно сказать. И людей спасти, и свою экономику чуточку усилить. Ну а что? Должен же я получать дивиденды за свои поступки! И сказал ведь правду. А «желтые» не подведут, в дороге не бросят, я это понял, когда Гуань сказал, что освобождение пленников — достойный поступок. Не выгорели, значит, идеалы в душе старого мятежника.

Бросив на него взгляд, я получил поклон, сделаю, мол, не сомневайтесь.

— А почему вы не пойдете с нами, хоу Вэнь Тай? — раздался вдруг голос из толпы.

Я вздрогнул. Вот этого я не ждал — что кто-то из пленников опознает меня. Вероятность этого была настолько мала, что я даже в расчет ее не брал. Ну откуда крестьянин может знать в лицо главу фракции? Я же не езжу с визитами по селам, портреты на монете не чеканю. Блин, на дворе второй век всего, подданные поколениями не видят своего владыку, только и знают, как его зовут.

И надо же такому случиться, что среди пленников окажется тот, кто когда-то видел и запомнил мое лицо. Причем — вот же совпало! — видел, запомнил и при этом жил достаточно далеко от новостей, чтобы не знать, что меня, вообще-то, «убили».

Нечего сказать — облажался я по-крупному. И ничего, главное, не сделаешь уже. Ну, разве что можно устроить резню, чтобы не осталось ни одного свидетеля. Сознавая, что настоящий китайский правитель, скорее всего, пошел бы на это, я тем не менее так поступить не мог.

— У меня есть дела на западе, — ответил я.

Нашел глазами мужика, который меня опознал, и понял, как он это сделал. Левой руки по локоть у него не было, а через лицо шел уродливый шрам от удара мечом. Этот человек когда-то был моим солдатом, который после ранения получил компенсацию, земельный надел и стал крестьянином.

— И я буду благодарен, воин, если ты, и все вы, не станете распространяться о том, что видели меня здесь.

С тем же успехом можно было попытаться погасить степной пожар сильным ветром. Глядя на меня, люди кивали, в унисон заверяли, что, конечно же, будут хранить эту тайну. Но я понимал, что, стоит им выйти из леса, и информация о том, что Стратег Вэнь жив, полетит во городам и весям. Тут бабы проговорятся, там мужики в трактире растреплют. Две-три недели — и это оптимистичный прогноз — и информация о чудесном воскрешении главы фракции дойдет до моего тестя.

Правду говорят: не делай добра — не получишь зла!

Всю мою жизнь здесь можно выразить одной фразой: вроде бы все, за что берусь, получается, а по итогу выходит какая-то шляпа. Принял предложение богини — попал на кабальный договор. Получил от нее интерфейс для работы с ци — нарвался на неудовольствие других богов. С Янь-ваном все наперекосяк пошло и закончилось проклятием. Фракцию свою из-под удара вывел, но по итогу остался один.

Даже с крестьянами этими… Вроде спасти-то спас, но в результате спалился и превратился из тайно действующей фигуры, планирующей триумфальное возвращение, в беглеца. Пока меня еще не преследовали, но я прекрасно понимал, что это лишь вопрос времени.

Что будет дальше, представлял довольно отчетливо. Через несколько дней «желтые» доведут пленников-разбойников до Юйчжана. Там кто-нибудь обязательно расскажет под винишко фрагмент китайского народного эпоса: «Белый Тигр Юга освобождает похищенных крестьян». Сидящие на окладе у тестя шпионы услышат это и захотят проверить — на это уйдет еще пара дней. На третий в Линьхай полетит голубь с докладом о том, что предательски убитый Вэнь Тай, оказывается, жив и вполне прекрасно себя чувствует. День, может быть, два Чэн Шу будет думать и советоваться с евнухами. Потом, скорее всего, начнет задавать дочке неудобные вопросы.

Последнее не так страшно — Юлька отмажется, девка она умная. Скажет, что сама присутствовала на похоронах, а слухи распространяют невежественные селяне. Или намекнет, что информацию запустили его союзники, желающие сделать из фигуры невинно убиенного Стратега мученика и тем ослабить позиции хранителя Нефритовой Императорской Печати. Батя ее сделает вид, что поверил — не убьет же он ее в самом деле. А сам отправит на поиски людей. Того же владетеля Чаньши попросит пристально посмотреть на всех путников, пересекающих границы его уезда.

С этим он, конечно, опоздал. Чаньшу я уже прошел и даже углубился в леса уезда Улина. Там ему меня будет сложнее отыскать, хотя границы владений удельных князей никогда, даже при Хань, не являлись препятствием для охотников за головами. А с ресурсами тестя они вообще куда угодно полезут. Да и сам Чэн Шу чертовски мотивированный мужик.

Из плюсов — тут ничего не делается быстро. Более того, сами китайцы способны забюрократить любой процесс до такого состояния, что к моменту поступления приказа исполнителю уже не вполне понятно будет, что сделать надо. Пока уточнят, пока разберутся, пока накажут невиновных и наградят виноватых — много времени пройдет. Еще неделя, скажем.

Из минусов — вопрос скорости касается и меня. В хороший день мы с Лисой делали двадцать километров — это если было хоть какое-то подобие дороги. Если перли по пересеченке, то и того меньше — десять-пятнадцать кэмэ. И коза эта хвостатая, понимая, что время не на нашей стороне, упрямо отказывалась поработать верховым животным.

Главное, в бою без проблем! Нужда припирала, и я моментально превращался в лисьего наездника. Но стоило опасности отступить, как сразу начинались закидоны и полное отсутствие намерений сотрудничать.

Вот и сейчас мы с ней неторопливо брели по зарослям, переругиваясь по пути.

— Откуда этот эгоизм, вообще, вот скажи? — спрашивал я, отводя рукой низко висящую лиану от лица. — Уже бы в Улине были, монахов этих искали. Нет, прем через лес пешком! Ни ты быстрее не можешь, потому как от меня оторваться не в состоянии, ни я.

Коня пришлось продать в Чаньше — горные тропы, густо поросшие кустарником, для конного были практически непроходимы. А по дороге, идущей вдоль побережья, через которую ходили торговые караваны, я сам идти не хотел — опасался погони. В результате топали мы пешком. Лисица в образе девушки из дворца в этой глуши смотрелась предельно странно.

— Я не буду везти тебя, — ответила она без выражения. — Закончим это обсуждение.

Последнюю пару дней она вела себя вот так. Ни на что не реагировала, не радовалась, не злилась, а только механически переставляла ноги, двигаясь словно робот. С ци у нее все было в порядке, резервуар был практически полон, а что еще ее способно в такое состояние погрузить, я не знал.

— Но ведь нелогично же! — продолжал я. — Мы тратим время, которое могли бы использовать с большей пользой.

— Что мне время? — пожала плечами Лисица. — Днем или месяцем дольше — какая разница? Так или иначе, быстро или медленно, мы дойдем до Улина.

— Для меня есть разница!

— Вот именно. Для тебя.

— Но тебя это тоже коснется! Если охотники моего тестя настигнут нас…

— Я их убью. И пожру их ци.

— С такой самоуверенностью люди кончают плохо.

— Верно. Люди.

Вот и как с ней было разговаривать? Никаких доводов не принимает, все сводит к разнице между нашими видами! Да и спокойная слишком. Будто ничего ее не волнует, даже возможное освобождение от проклятья и последующая за этим месть одному назойливому человечку.

Когда я ее спросил о том, что послужило причиной смены настроения, она, как обычно, пожала плечами.