– Хелен, можно просто Лена.

– Очень приятно! Меня зовут Манфред, можно Мани или Фредди, если коротко.

Я отпил глоток кофе, который показался мне слишком крепким. Взял сахарницу и вдруг вспомнил случай в Африке:

– Лена, мой брат и я во время поездки в Танза-нию, в национальный парк, жили в одном из бунгало, для гостей. После проведенного утром выезда в парк, общего обеда в базовом лагере, из-за наставшей уже нестерпимой жары, мы с Вольфом разошлись по спальням. Меня разбудил шум звона посуды. По слуху казалось, будто на террасе у нашего домика обедает большая компания. Только звуки, вместо разговоров, были немного странные. Как думаете, кто там шумел? – спросил я.

– Слоны? Птицы?

– Пока мимо! Ко мне подошел брат и спросил: «Мани, ты зачем оставил посуду и сахарницу на столе? Они же сейчас все перебьют, а нам придется платить владельцу неустойку».

– Обезьяны, еноты или все-таки птички?

– Первое! Целое стадо бабуинов пожаловало к нам на трапезу. Думаю, это было несколько семеек с потомством, а также их родичи с соседями и друзьями впридачу. Навскидку не менее тридцати приматов! Все пришли перекусить остатками наших с Вольфом посиделок за знаменитым в Африке чаем Ройбос /*англ.: rooibos – красный куст/. Впрочем, обедом это можно было назвать с натяжкой. Лакомились не все. Несколько расположились в креслах, на гамаке, внимательно перебирая шерсть друг у друга, а потом пробуя на зуб найденное там. Но как потешно, собравшись на столе, вокруг небольшой сахарницы, они макали пальцы в сладкие крупинки и облизывали их! Маленький бабуинчик игрался чашкой, куда только не пытаясь ее на себя примерить, а его мама ему помогала. Можно было наблюдать что-то наподобие счастливой улыбки на ее вытянутой физиономии. Я не мог раньше себе представить, как играют мамаши- бабуины со своими детенышами! Самое обидное, как только я включил в себе фотоохотника и двинулся к моему рюкзаку, чтобы взять камеру, они заметили меня в окне! Подняв как по команде хвосты, испугавшись, схватили кто, что успел, а сахарницу в первую очередь, – и в одно мгновение улетучились! На столе остались лишь крупинки и салфетка. Чайный сервиз перекочевал на «обезьянью кухню».

Я, сам от себя не ожидая, проиллюстрировал мимикой примерное выражение морды бабуина, потом макнул свой палец в сахарницу и стал его облизывать, зная, по памяти, как надо двигать языком и губами.

Лена хохотала так, что я, разошелся в своих артистических способностях, и стал почесывать одновременно себя то по голове, то по бокам, а потом, сводя глаза к переносице, разглядывал: что застряло после почесухи под ногтями, чтобы попробовать на зуб.

На нас начали оглядываться посетители кафе. Молодая парочка за столиком через проход, не стесняясь уже снимали меня на телефон и что-то комментировали. Тогда, подняв ладошку в извинительном жесте, я так же резко, как начал, прекратил изображать самца бабуина.

Потом я рассказал Хелен уже не такую веселую историю о том, как однажды, взяв оставленный в углу дома рюкзак, тут же в ужасе отбросил его подальше от себя. Из моей заплечной сумки выползла яркая, как лягушка, зеленая мамба и «прошествовала» под кровать. На мой истошный крик сбежались все, кто был неподалеку. Мало кто прибыл без оружия. Когда непрошенную гостью удалось выдворить из помещения, я еще долго опасался брать в руки любые вещи из сумки. Каждый раз перед сном я осматривал комнату, заглядывал во все уголки и под кровать.

– У меня пропало чувство безопасности! Несколько раз, истязая своим страхом себя и брата, я просил Вольфа обследовать все комнаты дома, думая, что змея, как и те бабуины в Танзании, привела с собой еще родичей.

Я хотел еще рассказать Хелен, как однажды ночью, направляясь к заработавшемуся Вольфгангу в приемное отделение врачебного кабинета, наткнулся на что-то громадное и темное, чуть не упав.

Я представил себе монстра величиной с только что пообедавшего бегемота или даже больше. Как я уносил ноги оттуда! У дверей докторского домика, словно в ожидании пока его примут и окажут врачебную помощь, стоял не кто иной, как кафрский буйвол!

Чему удивляться? Эти животные весят более тысячи килограммов. Зачем один из них забрел на ферму, проломав своими огромными рогами в нескольких местах изгородь, несмотря на удары током, а затем на своем пути, помяв для забавы авто Ноэлля, и вытоптав все, что было заботливо посажено женщинами на ферме, – осталось загадкой! Тем более, что в природе эти мощные африканские быки не терпят присутствия человека.

Но о пережитых минутах моего «животного страха», я поведать не успел. Лена, посмотрев в окно, вдруг заторопилась:

– Вы оставайтесь, а я поеду домой, пока немного успокоился дождь. Собираться в дорогу. Жду вашего звонка, если вы пригласили меня на полном серьезе и не передумаете! Впрочем, мне не привыкать, если Берлин останется той же мечтой, что и раньше!

– Разве я похож на легкомысленного человека? – воскликнул я, забыв, что несколько минут назад изображал самца- бабуина на виду у посетителей кондитерской. – Не зачеркивайте во мне остатки джентльмена! До скорого! Я вам позвоню! – со всей серьезностью, на которую была способна сейчас моя физиономия, заверил я.

Хелен направилась к двери. Понаблюдав ее грациозную походку, и поставив оценку «exzellent» /*нем. – превосходно/, я улыбнулся довольный. Потом, достав телефон, набрал ее номер.

– Это снова вы?

– Да! Во-первых, проверил – настоящий ли номер вы мне дали?! Пока не ушли далеко, чтоб успеть догнать. Простите, за недоверчивость. И второе. Я забыл спросить, можно ли говорить вам «ты»?

– Да, конечно!

– До скорого!

– Проверяет. Значит, у нас получилось! – раздался голос откуда-то сверху.

На едущую по дороге велосипедистку ветер посылал цветные листья. Кленовые, рябиновые, липовые, березовые.

В старом городе, где крутила педали Хелен, окна домов смотрели друг на друга. На мостовых было тесно расходиться прохожим. Автомобили вообще не смогли бы проехать по очень узким средневековым улицам. В редко попадающихся кадках возле входов в здания виднелись миниатюрные туи или мучения природы в стиле Бонсай. Ни одного лиственного дерева ни на этой, ни на параллельной штрассе было не найти.

– Не мешай ей своим листопадом, а то еще упадет с велосипеда, и наша затея накроется медным тазом!

– Ой, заигрался! Ты прав! Мы так долго этого ждали! Чего мне стоило убрать подальше ее мужа, так зацикленного на своем бизнесе, да и на Хелен! Скольких девушек я ему подсылал, а он никак не реагировал. Пока модель с ведьмовскими способностями не нашли с ее снадобьями для приворотов.

– Поэтому не заигрывайся! Помнишь, сколько нам пришлось подстраивать, чтобы ее мать вышла замуж за немца, переехала сюда вместе с дочкой? А как я ее оберегал, чтобы они с этим неподходящим ей Нильсом кучу ребятишек не наделали! Что скажет нам Босс, если после стольких лет работы, все сойдет на нет?! У него не такой большой список избранных.

– Не избранных, а обиженных. Когда он был занят другими, и не защитил! Босс только из-за его матери так старается. Долги отдает. Будем надеяться на успех. Наш подопечный на нее запал уже тогда, когда я показал ему голограмму Хелен в его сне! Полетели! Поддержим его мать!

– Да, пора. Я и забыл. Не хватало, чтобы ей стало хуже. Тогда и у ее сына пропадет настроение жить и любить!

– Кстати, надо еще маякнуть Флиббу, чтобы слетал к авто нашего подопечного и убрал свои настройки в «Форде- Мондео», а то ремонтники и до завтра не найдут – в чем суть неисправности.

– А все-таки здорово мы придумали с объездом по автобану и заманили его в этот городок! Единственное, что меня удивляет – это их здешние вкусы, конфеты с начинкой из копченого пива.

– Если бы мы могли попробовать! Наверное, и предмет спора бы исчез. А так, что попусту критиковать?! …

Голоса постепенно удалялись. Еле заметное вверху, над черепичными крышами бамбергских домов, небольшое облако вдруг рассеялось. Будто его и не было.