Уже в те свои пять лет я пытался добиваться сути и быть объективным:

– Но ты же говорила, что Бога нет! Там наверху…

– Манфред, не глупи! Запомни и больше не спрашивай! Небо – это больше чем Бог! За листопадом, который кружит вокруг нас и повсюду, есть только небо.

Да, спорить с моей мамой не отваживался никто. Из-за ее характера. Его не требовалось описывать. Никак. Характер у человека или есть, или нет. У нее он был.

И я вгляделся тогда через прозрачный воздух вверх. Пытался понять, кто же там разбрасывает на нас листья?

Словно паря в невесомости, как космонавты, только без скафандров и едва заметные на вид, там летели две фигуры. Я то видел их, то казалось, они растворялись в ноябрьском холодном воздухе. Я всматривался в их лица до слез в глазах из-за холодного ветра. Затем улавливал лишь очертания больших в несколько метров тел цвета разбавленного белого молока. Мне даже казалось, что я слышу размеренный шорох их белых, то ли из снега, то ли из мягких пушистых перышек крыльев.

Открыв рот от удивления, я не замечал, что торможу срывающуюся уже на бег, из-за постоянных опозданий, Mutter. Я рассматривал пышные, будто седые шевелюры до плеч. Как бы фотографировал глазами, чтобы потом взять из памяти эту виденную мельком картину. И написать. Маслом или акварелью. Как уже учил меня опа Вилли.

– Мама, значит, это ангелы осыпают нас листо-

падом?

– Мани, ты на редкость тупой ребенок. Если нет Бога, то откуда взяться ангелам?

Двое, спустившихся с небес пониже, чтобы расслышать разговор женщины и ее сынишки, рассмеялись. Но один из полупрозрачных созданий одернул своего собрата:

– Она перестала в нас верить после гибели ее родителей, а вскоре и любимого.

– Да, я помню ее еще девчонкой. Семнадцать ей было. Как она рыдала над его бездыханным телом! Маркус тогда был дежурным по убитым. Она так пронзительно кричала! Посылала сначала проклятия нашему боссу, а лишь потом разуверилась. И в нем, и в нас.

– Полетели повыше! Мне кажется, или этот пацаненок нас отчетливо видит?!

– Ага, еще корчит рожицы!

С годами во мне выработалась привычка – не воспринимать все только с позиции сомнения, а пытаться себя распахивать для всего нового и, может быть, с трудом, но стараться понять и принять даваемые судьбою шансы. Но чаще это были ее удары.

Еще не рассвело. Сквозь окно в потолке светила ущербная луна. Телефонный звонок прорезал насквозь мой какой-то необычный сон. Мне привиделось лицо незнакомки. У нее почему-то были глаза, точь-в-точь как у Вольфганга, насыщенного синего цвета, будто ей их подарило предгрозовое небо, отщипнув кусочки из цветного воздуха.

Я спал. Еще не рассвело. В моей спальне нет обычных окон в стене. Есть только одно большое, два на два метра в потолке, вернее, вырезанное в скате крыши. Окно к звездам.

Так придумал Маттео, однажды выгодно купив полуразрушенное здание какой-то фабрики в центре города и начав его перестраивать в офисные помещения и в отдельные квартиры. Одну такую я теперь, после развода с Карин, снимал у своего друга.

Мне подходило в этом жилье всё: расположение в центре Карлсруэ и соседство, буквально в том же дворе, с моим Дизайнерским Ателье МаМа.

По-дружески Матт заключил со мной договор на символические две с половиной тысячи евро в месяц, с отоплением. За аренду офиса и жилья одновременно. Это копейки в сравнении с тем, что платят другие.

Единственной проблемой является поиск свободной парковки. Из-за выгодного по всем меркам расположения в центре города мне иногда приходится кружить около получаса, прежде чем втиснуться в свободное пространство между другими авто. Особенно вечером.

Впрочем, к неудобствам, как и к необычной планировке жилья, быстро привыкаешь! В последнем меня устраивают и стиль нео-лофт, и площадь чуть более двухсот квадратных метров, продуманная Маттом и его талантливой командой до мелочей архитектура жилого блока с оставленными, но побеленными кирпичными стенами, с выстеленным на полу безупречным дорогим паркетом. А в кухонной зоне с подходящим по тону к гарнитуру наливным полом. Потолки взмывают под пять метров. Светильники мы использовали только в узко направленном точечном, то есть зонированном варианте. Никаких сверху свисающих люстр – монстров. Зато высота стен дала пространство для фантазии. Это позволило мне с помощью друга и его ремонтной бригады построить двухэтажную библиотеку с широкой, очень эффектно обыгранной деревянной лестницей, служащей одновременно извивающейся книжной полкой. Я давно мечтал иметь отдельный рабочий угол, но не обычный банальный кабинет, а что-то особенное по конструкции и удобству для моей коллекции – бесчисленных собраний сочинений классиков, книг и учебных пособий, а особенно альбомов по искусству, дорогих изданий, которые очень ценил и не раз перелистывал. Я устраивался прямо на ступенях или поднимался повыше, усаживался в кресле или на диване. Искал идеи и зацепки, готовя новый проект для своих заказчиков.

Если что-то складывалось не так, как я задумывал или позади меня был трудный день, я поднимался туда просто так. Отдохнуть. Включал музыку и смотрел фотографии. Два объемных красочных альбома с моим именем на глянцевой обложке были и гордостью, и результатом творческой, насыщенной неожиданностями работы. Первый я снимал в ЮАР и в некоторых странах Африки, путешествуя там вместе с братом, а еще в отпуске с Маттом, когда мы успели смотаться в Кейптаун и в пещеры Стеркфонтейн в заповеднике «Колыбель человечества».

Старший брат, открывший мне много тайн этого континента, подсказал название моих фотографических трудов: «Африка в коротких тенях», предварительно объяснив, почему они кажутся короче, чем на других континентах. Впрочем, я почувствовал себя неучем, показывая однажды дочкам один из только что присланных экземпляров альбома из типографии. Мне захотелось блеснуть интеллектом перед детьми, но мои пояснения об экваторе, солнечных лучах, падающих под прямым углом, старшая Сибилле прервала авторитетным заявлением:

– Папа, это знают все! Мы это проходили на уроке географии. Давно!

Второй альбом «Впечатления о России и впечатлительных русских» собрал мои фотоработы из поездок в Санкт- Петербург и на Урал, в Екатеринбург и в Ганину Яму…

Одну секцию моей библиотеки занимали более тридцати тубусов с чертежами и эскизами, графическими изображениями и рисунками, со всем тем, что занимало мое время в берлинской высшей школе дизайна HTW. Тут же, в узких отсеках для каждого единичного экземпляра помещались графические планшеты, парочка этюдных ящиков, мольберты. А в основном сумки- портфолио. От самых первых – дешевых, пластиковых и тряпичных, истертых временем и моим студенческим усердием, до стоящих целое состояние, деревянных или из кожи, ручной работы и выделки. Разных форматов и вместимости. В других отсеках я со свой ственной мне аккуратностью разместил вспомогательные средства, необходимые любому художнику. Начиная с различных поверхностей для рисования, как классических бумажных и картонных, так и необычных, потому что фантазии творческого человека нет предела. И заканчивая всевозможными карандашами, углями, красками, кистями, лаками и разбавителями.

Два окна, прорезанных в крыше над библиотекой и секретером, мягкий и с высокой спинкой диван из красной качественной кожи, за который я отдал целое состояние, стильное освещение, служили мне не только в качестве рабочего кабинета и уютной читальни, но и как зона отдыха.

Акустика в пространстве этой квартиры оказалась поразительной. Поэтому мой музыкальный центр включался, постоянно оглашая квартиру любимыми композициями из огромной фонотеки грампластинок и компакт- дисков, собираемой мною еще со студенческих лет.

Раз в месяц в мои святая святых поднимаются две женщины, приходящие также для уборки всей квартиры еженедельно по четвергам и очень осторожно, чтобы не повредить ни одного фолианта, ни одной книги из библиотеки, избавляют мою бесценную коллекцию от пыли.