Джуди слышала, как «старушка» и мужчина спорят. Она знала, что часть ссоры была из-за нее, поэтому, когда она услышала «Скажи ей», она подумала, что они хотят ей что-то сказать. А потом ее мать предупредила ее, что, если она повторит то, что ей сказали, ее накажут ужасным образом. Более сорока лет она скрывала этот страх глубоко в груди: вы попадете в тюрьму, если будете говорить об утке и прикрытии или о двух людях, которые поссорились из-за этого.

  В начале встречи пожилая женщина и Китти говорили по-немецки о чьей-то смерти. Может быть, это Китти сказала Мемлеру, что Мартина мертва. Или наоборот.

  У меня возникли проблемы с фотографией, когда кто-то переходит из лагеря нацистских рабов-рабов в антиядерного активиста. Какая-то катастрофа, должно быть, поразила ее лично, хотя что могло быть более разрушительным, чем война и ее последствия? Я отправил твою мать в лагерь смерти Собибор, когда она нам больше не нужна. Ты можешь меня простить ? Даже кто-то менее раненый, чем Китти, пришел бы в ярость в такой момент. Ты забрал у меня все, и теперь ты тоже хочешь моего прощения ? Одно только созерцание такого разговора заставило меня сжать мускулы. Я вышел из машины, чтобы подышать воздухом и размять ноющие руки. В разгар спора Китти и Мемлера появился мужчина. Пожилая женщина назвала его лаской за то, что он подписал контракт с Теллером. Дзорнен. Это должен был быть Дзорнен. Брин подписал контракт с Теллером на помощь в разработке компьютеров, необходимых для создания водородных бомб, но Мемлер и Мартина знали Дзорнена еще в Вене. Этот человек сказал: «Я больше ничего для тебя не делаю, так что, чего бы ты ни хотел, забудьте об этом». Он привез ее в Америку, это было единственное, что он сделал. Этого не могло быть. Поддержал бы такой австрийский еврей, как Бенджамин Дзорнен, нацистскую студентку Мартины, но оставил бы Мартину томиться? С другой стороны, это могло быть преступлением, которое так обременило Юлиуса Дзорнена. Когда Дзорнены покинули Вену, его жена Ильзе, вероятно, думала, что навсегда бросила Китти и Мартину. Я представил, как в ней пылает горячий огонь гнева и ревности, заставляющий ее убедить себя, что судьба Китти и Мартины не будет такой уж плохой. Она могла бы помешать Бенджамину приложить реальные усилия для поиска лаборатории в Америке, которая приняла бы Мартину. Они могли испытывать некоторые лишения, но Мартина заслужила это, занимаясь сексом с мужем Ильзы. Главным чувством Ильзы, как я ее представлял, было облегчение: тот факт, что ее муж был отцом Китти, был тем, о чем ей больше никогда не придется думать. Затем Китти появилась в доме Дзорненса в Чикаго. Бешеное путешествие Китти по окрестностям в поисках Дзорнена, требующих от него ответа, могло бы вернуть ту старую рану на поверхность. По словам его сестры Герты, Юлий обожал Бенджамина и демонстрировал потенциал научных способностей своего отца. Тогда бац! Китти прибыла и разрушила его видение отца. Юлиусу тогда было бы около шестнадцати - уязвимый возраст. Он делал движения в течение нескольких лет, но к двадцати годам он даже не мог их поддерживать. Он бросил школу, бросил жизнь. Ко мне подошел охранник, желая узнать, заблудился я или попал в беду. Я понял, что в волнении хожу кругами по парковке. «Я просто расстроен из-за человека, которого навещал». Охранник смотрел, пока я не вернулся в машину и не закрыл дверь. Проблема со сценарием, который я придумал, заключалась в том, что он не включал Бринов. Вчера вечером Джулиус был у Корделла Брина. Корделл издевался над ним за то, что он позволил этому древнему преступлению поглотить его. Однако Джулиус отправился в Лейк-Форест не поэтому: он прибыл в ярость Бринов, потому что кто-то использовал его личность в университетской библиотеке. Я думал о чемодане с лямками бюстгальтера и торчащими по бокам рукавами свитера. У каждой идеи, которую я оставил, не было конца. Я снова взял ручку и сумел нацарапать сагу о Джуди. Я включил ее детские воспоминания, но также записал ее недавнее прошлое, а именно прибытие Мартина в мет-хаус. Когда он нашел бумаги, которые Джуди украла из ящика комода ее матери, он был вне себя. Документы должны были прийти к нему, и Джуди должна была знать, что они важны, потому что они исходили от Ады Байрон. Имя ничего не значило для Джуди и ничего не значило для меня. Я поехал в клинику Лотти. Как обычно в ее рабочие дни, место было забито, в основном женщинами и детьми. Горстка мужчин выглядела неловко; что мы делаем в этом женском пространстве? их тела, казалось, спрашивали. Г-жа Колтрейн, менеджер клиники, поприветствовала меня со своим обычным спокойствием. Я дал ей записку для передачи Лотти. Через пару минут Джуэл Ким вышла за мной, к большому раздражению всех, кто ждал. Я виновато улыбнулся, но последовал за Джуэл в офис Лотти. Сама Лотти вошла почти сразу, резко, она не любила, чтобы ее отвлекали посреди осмотра пациентов. «Я никогда не слышал об Аде Байрон, которую помню. Могла ли она быть тем человеком, с которым Китти жила в Англии? - спросила Лотти. «Джуди говорит, что их звали Пейнтер. Но она описала очень странное событие, когда ей было семь лет ». Лотти посмотрела на часы. "Не может ли это подождать?" «Возможно, - сказал я, - но сейчас я здесь». Я рассказал ей о поездке в деревню и о взрослых, которые поймали ее в своих сердитых сетях. «Джуди не могла описать женщину, просто она была старой. Неужели это была Мартина? «Не понимаю, как», - нахмурилась Лотти. «Ее отправили из Терезина в Собибор. Это был марш смерти, и ни в одном отчете о беженцах о ней не упоминалось; Макс проверил свои сети, когда Китти впервые появилась здесь в 1956 году. На прошлой неделе он попросил Музей Холокоста в Вашингтоне тоже поискать в их записях. Нет ничего о Мартине Сагинор среди выживших в Терезине или Собиборе ». Я рассказал ей свою альтернативную идею о Гертруд Мемлер. Лотти выглядела разочарованной. «Нацист, который сочувствует чувству вины на двадцать лет позже и думает, что все должны поклониться и принять ее обращение? Если с ней работал Бенджамин Дзорнен, то он был действительно презренным человеком. Единственное, кого мне жаль, так это сына Юлия, который все это время нес бремя своего отца. Лотти взяла со стола диаграмму. «Если бы это все, что вы хотели, этого определенно можно было подождать до сегодняшней ночи».