Он уводит свою внучку от ребенка Сагинора, потрясенный, увидев ее маленькое лицо, искаженное такой ненавистью. «Недостаточно того, что австрийцы нас ненавидят, мы должны ненавидеть друг друга», - считает он. Антипатия между маленькой Шарлоттой и Кете, казалось, началась с рождения, задолго до того, как нацисты захватили Австрию, но то, как им всем приходится жить сейчас, по пять или больше человек в комнате, всех раздражает.

  Остров Маца фрау Гершель называла Леопольдштадтом, где живут Сагиноры. Как и большинство людей ее возраста и сословия, она с презрением относилась к трущобам, наводненным бедными евреями из восточных окраин Габсбургской империи в дни после Великой войны. Она не использует эту фразу сейчас, когда они сами там живут.

  На острове Маца их дочь флиртовала, надувалась, танцевала и пела со скрипачом Мойше Радбукой. Никто не мог устоять перед Софи, когда она играла неотразимо, особенно скрипачка Маца. Скрипач подарил Софи Гершель младенца, которого она назвала маленькой Шарлоттой, оливковой ветвью своей матери, которая схватила младенца радостными руками. Когда всего несколько месяцев спустя у Мартины Сагинор родился ребенок, никто не знал, кто ее подарил.

  «Мартина, такой странный ребенок, странная женщина, интересно, как зачали ребенка Кете», - говорила фрау Гершель. «Возможно, в результате взрыва в лаборатории родился ребенок».

  Сегодня вечером, вместо того, чтобы наказать маленькую Шарлотту за то, что она борется, как кошка из гетто, как того желает ее бабушка, герр Гершель несет ее вниз с четырех лестничных пролетов и выводит во двор. Они находят Тедди, грязного от грязи и помоев на булыжнике, но в остальном целого.

  Герр Гершель берет оторванный от журнала клочок бумаги и неуклюже вытирает медведя. Возможно, его жена сможет очистить Тедди с помощью одной из таинственных смесей, которые она может изготовить из их крошечного рациона.

  Он притягивает к себе Лотту. Она спотыкается и спотыкается об один из незакрепленных булыжников, но сдерживает крик, потому что знает, что Кете наблюдает за ней, готовая высмеять ее за ее неуклюжесть.

  Герр Гершель наклоняется, чтобы заменить незакрепленный камень. Земля внизу просела, оставив приличную яму; все камни в этой части двора рассыпаны. Внутренний двор - какое великолепное название для маленького круга, в котором нет ничего изысканного, только мертвые деревья и голая земля, заполненная стеклянными осколками, на том месте, где когда-то росла трава. Только запах гниющих отходов связывает его со средневековым двором.

  Он обнимает внучку и ведет ее обратно в здание.

  21 год

  ВНИЗ НА ФЕРМЕ

  п

  ТРЕБУЕТСЯ ЗАКРЫТЬ ГЛАЗА, чтобы сообщить местным LEO о том, что мы собираемся начать преследование или наблюдение за их территорией. В Чикаго я не беспокоюсь: полицейские либо рычали на меня, чтобы я вылез из волос, либо связывали меня часами в бесполезных допросах о моих расследованиях. Однако в Palfry я

  начал свой день в штаб-квартире Дуга Коссела. В таком графстве все знают всех. Если бы

  первый человек, которого я допрашивал, не сдал меня шерифу, второй бы обязательно. «Ваши похороны», - сказал он. «Никто не говорил со мной о мальчике, но если он засовывает в

  нос те же вещи, что и его мама, он, вероятно, крадется туда- сюда, когда фермеры спят. Знаете, это место для ранней засыпки.

  Я покорно кивнул: не имело смысла предлагать шерифу мою версию Мартина Биндера. Офис

  шерифа находился в здании городского округа в южном конце Мэйн-стрит. Я нашел парковочное

  место без каких-либо проблем: Buy-Smart за пределами города опустошила магазины Palfry еще до того, как

  экономика рухнула. Теперь выживших оставалась лишь горстка: небольшая аптека, которая активно продавала

  алкоголь и лотерейные билеты, пыльный мебельный магазин и несколько закусочных.

  Я выехал из Чикаго в шесть, преодолев сотню миль по шоссе I-55 менее чем за два часа, но, как

  сказал шериф , в этом городе рано ложиться спать. Люди обрабатывали свои поля еще до восхода солнца.

  В восемь тридцать они сделали перерыв в кофейне «Ленивая Сьюзан», которая выглядела как одно из самых

  оживленных мест на улице.

  Когда я вошел внутрь, головы повернулись. Незнакомцы здесь были достаточно редки, чтобы заслужить второй

  взгляд, но я была просто еще одной женщиной в джинсах, в темных волосах которой просвечивали белые пятна, ничего

  необычного. Разговоры возобновились.

  У ленивой Сьюзен не было никаких излишеств. Красные банкетки вдоль стен, трубчатые стулья

  вокруг столов из пластика посередине, бумажные салфетки и пара официанток, которые метались

  слишком быстро, чтобы их можно было назвать ленивыми. Большинство столов были заполнены, но я нашла у

  стойки пустой стул .

  «Что ты будешь, дорогая?» Из ниоткуда появилась официантка и налила кофе мне в кружку, не

  спрашивая.

  На тонких салфетках были напечатаны меню. Яйца, картофельные оладьи, вафли. Я пил кофе