Совсем быстро промелькнувшая набережная с неровной серой плиткой выводит к дороге, по которой изредка проскакивает забитый вещами выцветший старенький седан или купе. Можно заметить и какие-то неказистые местные внедорожники, вызывающие у американского туриста, меня, интерес. Заглядевшись на такую машину, что не останавливается перед активно махающей рукой с автоматом Парной, и медленно скрывается за серпантином дороги, я наступаю на стекло. Картина, конечно, вызывает логическое отторжение: люди настолько напуганы ситуацией, что инстинкт убежать движет ими глубоко на уровне подсознания и нарочно пренебрегает внешними, видимыми источниками угрозы. Да, Парна с оружием архиопасна, даже без патронов. Но вернёмся к стеклу. Режущая боль появляется кстати к ноющей коленке, гудящей голове и истощённому моральному духу. Кажется, я стал лучше представлять состояние изнурённого и раненого Джона МакЛейна, пусть он и был невольно заперт наедине со смертельно опасной бандой в небоскрёбе. В общем, в ситуации многим отличной от моей. Пожалуй, теперь я испытал максимум из курортного городка, который изначально должен был стать нам прибежищем. Как бы сейчас ни ненавидел Кевина, я слишком устал проявлять сильные эмоции. Произошедшее в хижине проката на берегу отняло у меня всё хорошее. Стоит всерьёз опасаться за своё состояние. Что литература, что фильмы (тот же упомянутый «Крепкий Орешек») представляют читателям и зрителям персонажей, наделённых завышенной выдержкой. Преодоление ими трудностей, их «железобетонность», становится тем более неправдоподобным, чем глубже погружаешься в сюжет. Если кто вдруг посмеет сказать, что я не стерпел тяготы и лишения, вою как маленькое чадо, то я им спокойно — совсем нехарактерным для меня сейчас тоном — отвечу: «переживи Баной, придурок, да попробуй избежать смерти в спасительном Веваке, а я на тебя посмотрю». Попутно же не стоит давить такими обстоятельствами, как гибель хорошей приятельницы, предательство союзника, безрассудная страсть к едва знакомой женщине, отношения с которой постоянно претерпевают состояние в духе «есть ли — нет ли»? Думаю, да, будет слишком жестоко.
— Какому придурку угораздило здесь бить телевизоры? — Сэм озадаченно разглядывает узкий тротуар. Наверное, тому придурку, который бы не поверил пройдённым мною милям, убитым ходячим, и умчал на высокой скорости к границе города, насмехаясь над моей никчёмностью.
Спустя секунды зоркий Сэм замечает алый ручеёк, берущий начало от моих ног и идущий до побережья, до низменности, моря, которое надо переплыть любыми способами. Торопливо кровь огибает разноугольные тёмные и светлые осколки, придавая атмосферности пейзажу погрязшего в гибельном хаосе Вевака.
— Слетели с крыш автомобилей. Многие же пытаются свалить отсюда поскорее и забрать с собой своё барахло. Не знаю, стоит ли мне упоминать, что я осуждаю их поступок… — судя по интонации, ей самой это давно надоело. Но почему она так считает? Неужели её условная неуязвимость затуманивает разум или она уверена, что это обязательно мародёры?! Помогать другим, может, благородно и правильно, но переживание за собственную шкурку заставляет людей бежать или прятаться. Это инстинкт. — Или ими воспользовались, как оружием. Идёмте дальше! Здесь нет того, что нам нужно! — командует Парна, следуя витиевато по улочкам городка, вдоль дорог которого нагромождены маленькие и несомненно уютные одноэтажные домики. Любой домик — царство покоя и комфорта, и я не хочу загадывать, когда мне удастся посетить их.
— Логан, ты ранен?.. — тихо спрашивает такая же уставшая, как и я, Сянь Мэй, ковыляя рядом. С сочувствием она сводит брови и тянет уголки губ вниз. — Тебе нюжно оказять помощь, как только приберём к рукям аптечьку.
Киваю ей в ответ, не говоря ни слова. Может, она вызывает во мне меньше симпатий, как только я определился с тем, кого сажать в первый класс своего «сердечного самолёта», но её миловидность и обеспокенность моим состоянием кажется бесконечно привлекательной. Сосредоточиться на ней было бы желательно, но неразумно, потому как поиск надёжного автомобиля с медицинскими препаратами и прямой рейс домой по значимости конечно же выигрывает.
В один момент Парна, идущая впереди с Сэмюэлем, вдруг прислушивается и останавливает нас с Мэй вытянутой рукой. За несколько следующих минут мы неспешно преодолеваем пару проулков и выходим к центру города, заставленному невысокими зданиями с кабинетами и магазинами. Люди до сих пор не попадаются; с редкими ходячими — хороший знак — справлялась неутомимая в битвах (но точно менее опасная, если рассматривать даже одну Мэй) темнокожая половина нашего дуэта.
— Постойте, я на секунду, — моя бывшая и нынешняя (или наоборот) женщина аккуратно пригибается и проходит сквозь куст с узкими резными листьями и белыми роскошными цветами к насаженным пальмам и скрывается за следующим проулком.
Кто-то ругается на ток-писин. Требует, сердится, или, вероятно, расстраивается? В любом случае, отменный полицейский-следопыт уже знает, к кому идёт и как ей действовать, потому что она с напускной серьёзностью поднимает автомат, конечно же лишённый боеприпасов. Неужели Йерема сама догадалась обезоружить нас или всё было обговорено с этим преступным хмырём заранее? Слишком сложный вопрос, отвечу на него, когда буду в настроении. Однако о каком настроении может идти речь, если по прибытии домой я свихнусь? Ожидаю, что свихнусь. Неподготовленный человек, всё такое. Утомление после ведения боевых действий и болевыми травмами, нервное перенапряжение. Так себе и представляю целый штат психологов и психотерапевтов на пороге. Главное, симпатичных. В противном случае…
— Замерли вы, говноеды, иначе я вам башку снесу! — слышится издалека гнев женщины, от которой я также понемногу схожу ума. Вызвана ли эта увлечённость ею тоже неким последствием «боевого истощения»?
Сэм бодро бежит вслед за Парной. Немыми переглядками с Мэй мы решаем занять позицию у застеклённого с первых этажей здания, чтобы дождаться разрешения возникшего конфликта. Поступать так же необдуманно, как и в хижине проката спортинвентаря, когда я вломился внутрь и по сути подставил друзей под удар, больше не планирую. Успокаивает, что разумные мысли не покидают меня в этом лишающем всех и всего месте. Меланезия. Проклятая Меланезия.
— Быстро вали от автомобиля и бросай пистолет на землю! Автомат выплюнет в тебя за секунду пуль пять-десять, пока ты тянешь за спуск. Если ты вообще успеешь прицелиться в мою сторону, а не испробуешь мордой пыль и грязь, — смелым и убедительным тоном рявкает Парна, получая в ответ плаксивое и тихое мычание от молодых людей.
Падает на асфальт какой-то тяжёлый предмет. Представляется это довольно комично, но держу эмоции при себе: сил хватает только на «буксировку» раненой китаянки и на самомотивирование двигаться в условиях безнадёги. И только на это.
— Вот так-то лучше. А теперь живо бегите в укрытие и больше никогда не играйте в преступников. Тошнит от вас! В городе шныряют полицейские и военные уже на пути сюда, так что не смейте шалить и запритесь дома. — Слышится топот убегающих юнцов, обозначающий конец конфликта, после которого можно являть в проулок усталые лица и двигаться к своим лидерам. Да, наверное, немного спутал понятия. У нас же демократия. Ведущим группы может стать каждый сознательный человек. К примеру, я был им, когда проследовал в хижину и подставил всех под удар. Плохой из меня командующий. А сейчас вообще оставляю кровавые следы по вине собственной неаккуратности и невнимательности. Что это за собой повлечёт?
— Вокруг херовы зомби, а они угрожают своим согражданам? Никогда не понимал их. На Баное этих упырей было предостаточно, и меня даже радует, что мы со всеми разобрались. С большинством бандюгов, по крайней мере, — негодует Сэм, почёсывая мокрый лоб под банданой. Изнурённый взгляд его в следующую секунду подсказывает, что всем по-настоящему нужен отдых, а не только мне. Но он, вроде бы, доволен тем обстоятельством, что машина у нас появилась. Нужно лишь попросить испуганного владельца уступить её нам.
