«Закаты, манящие цветом шафрана…» Закаты, манящие цветом шафрана, Тоскливо летящее чьё-то сопрано — Дрожащее взятою верхнею нотой. Не наши старанья, не наша забота… Но как хорошо: и покойно, и строго, Немного тоскливо и зябко немного. И в чём-то копается старая память… Зачем, для чего? – всё равно не исправить… «Пишу тебе признанье на листке…» Пишу тебе признанье на листке — Что не смогу ни в раже, ни в тоске Сказать, при встрече объясниться лично. Не потому, что это неприлично, А потому, что это как подарок. И сразу не понять – велик он или жалок, Зачем он, и нуждаешься ли в нём… Давай подумаем, немного подождём. А может быть, тебе он не по нраву — Подарок мой?.. Но я старался, право, Когда, склоняясь ночью над столом, Писал. Кому? – себе. Потом опять читал, И рвал, и правил, и ругал себя ослом… Чтоб со страниц ты слышала мой голос, Чтобы мурашки дрожью по спине! И мокрый нос, и на виске крутила волос, И мысли были только обо мне — Единственном, родном, неповторимом… Кто лишь один так сможет написать! Покаяться – и всё признать, И наказать, конечно же, себя, И быть прощённым, и опять летать… И снова стать хоть кем-то для тебя… «Запомни меня – здоровым и сильным…» Запомни меня – здоровым и сильным, Не молодым, а всё равно красивым. Спокойнее ставшим и в чём-то умнее, Чуть элегантнее, но не стройнее. С улыбкой ребёнка, немного уставшего: От жизни и от того, что ты стала старше. Запомни чуть пьяным и с сигаретой, С букетом цветов и по пояс раздетым. В жилетке и бабочке, костюме строгом, Занудой чуть-чуть, балаболом немного. Запомни похожим и каждый день разным, Резким и шумным и отходчивым – разом. Любящим, бегающим по карнизу, Смеющимся над высотой и над теми, снизу. Страдающим, плачущим от одиночества, Бравшим то, что совсем не хочется. Грустящим и радующимся со всеми, Знающим – и абсолютно не в теме. Всё бросившим и ставшим изгоем, С гонором и не шагающим строем. Того, кто всё сам и никого не слушает, И зажигает, и свою обжигает душу. И грешит безумно, и жалеет, и кается, И опять, и снова, и зарекается… Раздаёт подаяние, дарит наряды, Забывая о тех, которые рядом. В думах о вечности живёт одним днём, В потёмках – на ощупь, на солнце – с огнём… Все грехи мои собери и вспомни, Только прости! И умоляю: запомни… «Моим стихам уже за сорок лет…»
Моим стихам уже за сорок лет. Совсем недалеко до полувека… И будут жить без горестей и бед: они живее, крепче человека. Так сок, играя, превращается в вино, на свет из плода так выходит семя. И новый цикл, и вновь наступит время всё повторить – так определено природой. А стихи в душе живут и обретают стиль и собственное имя. Иным века, а с нами и поныне: уйдут одни, другим передадут наследие из рода в род, от взрослого – юнцу. И детям рассказать о дедушке отцу необходимо, и помнить, что живёт он в них частицею своей, и всё едино — чтоб стать реальностью, в которой вновь живёшь. А значит, вечен ты, а значит – не умрёшь! «Твой поезд прогудел и отошёл…» Твой поезд прогудел и отошёл, Махнув хвостом последнего вагона, А я иду понуро вдоль перрона — Понять пытаюсь, что произошло. Приехала, о жизни рассказала: Семья, работа, дети (как у всех), По выставкам, музеям пробежала. И снова: про подруг, про политех… Гостиница, бессонной ночи сладость И разговоры, ревность и скандал… Потом я понял, что вся жизнь не в радость Была мне до сих пор, а я не знал. Уехал поезд, увозя судьбу, — Ту, что могла всё подарить без края, А я остался, с грустью понимая, Что жить, как раньше, больше не смогу. Первая любовь Ей принесут цветы с карточкой от меня. Посыльного потом попрошу рассказать, Как приняла букет, как читала — чтобы понять, Осталось ли чувство. А может, надеяться зря На свидание, назначенное в записке. Такое желанное, но всё больше сомнений, Как только становится более близким время, И ожидание, и понимание намерений. Стать снова кем-то, а не просто знакомым старым, Который, давно уже от этой жизни усталый, Хочет погреться у прежнего, не остывшего очага. А может, это снова молодость и на картине стога? И в музее почти пусто, и ничего лишнего, А может, это всё забытое и пронзительно личное — Которое не описать и не передать словами? А может, лучшее – это расстояние и молчание …между нами? Ведь сколько прошло – сорок лет, пятьдесят? Но часы на башне, как прежде, стучат. И голуби те же снуют под ногами, Как тогда, когда мы по брусчатке сбегали Вниз и смеялись, не стесняясь прохожих. Нарочно, чтобы им стало понятно тоже, Как нам хорошо и всё в мире – у наших ног. И что ни предложит теперь сам Господь Бог, У нас уже есть, и другого не надо. Одна ладошка твоя у меня в руке, На вторую дышу, целуя, а сам согреваюсь твоим взглядом, Васильками, плывущими по реке, Глазами, горящими над листопадом. Наверное, это не повторить, впрочем, как за оградой… Пусть лучше останется тихая память, Как над речкой пришлось молодыми плавать, Сплетаясь руками и лицами над водой. Но теперь мы уже не напротив друг друга, Разделённые временем и всяческой ерундой. Я теперь для тебя просто друг, Ну а ты для меня лишь подруга… А может быть… всё-таки… ну а вдруг… Да нет, лишнее видеться нам с тобой, Слишком поздно… и в ощущениях сложно. Да и адреса нет: я давно позабыл адрес твой. Скажешь: «Не может быть!» …Да, теперь и такое возможно! |
