Доктор вновь зажмурился, словно пытаясь пробудиться от ночного кошмара, но это инстинктивное действие не принесло никакого результата. Он по-прежнему стоял посреди руин Галлифрея, один вопрос — когда? Таймлорд отяжелевшей рукой достал звуковую отвертку и направил перед собой. Зона, в которой находилась планета, представляла собой одну сплошную пространственно-временную аномалию. Доктор сделал контрольный замер, который ясно показал, что источник аномалии — сам Галлифрей.

Романе показалось, что она бредит. Картина разрухи и запустения поразила ее до глубины души: заваленные золой, пеплом и обгоревшими головешками улицы Капитолия говорили о том, что Война была окончена, но окончена совсем не так, как думала Романа. Повелительница времени покинула родину в полной уверенности, что самое страшное время в ее истории позади, что же могло произойти вновь?.. Она нагнулась, чтобы поднять с земли чей-то утерянный значок и обтереть его от сажи. «За отличную учебу в Академии», — прочла Романа на заржавевшем металле, и слезы едва не хлынули из глаз. Все, что когда-либо имело значение на этой планете, превратилось в горстку ржавого обугленного хлама. «Доктор», — мысленно позвала она его, не очень надеясь получить ответ.

— Я здесь, — вслух произнес таймлорд, появившийся, словно по волшебству. — Не думай так громко, Романа, а лучше поставь ментальный блок. Может случиться всякое.

— Где мы? — растерянно пробормотала девушка. — То есть, я хочу понять, что с Галлифреем?

— Галлифрей погиб в Последней Великой Войне Времени.

— Но… это невозможно! Ты же спас его, Доктор, ты спас!

— В одной из реальностей — да, — пряча нестерпимую боль в голосе, сказал Доктор.

— Что значит: в одной из реальностей? — застыла Романа.

— Я долго не рассказывал тебе эту историю, боялся, что ты навсегда отвернешься от меня, а мне этого не хотелось. Похоже, пришло время открыться.

— Меня пугают твои слова.

— Ты помнишь последний день Войны?

Романа отрицательно помотала головой.

— Да, ты же говорила, что была ранена, — вздохнул Доктор. — Война угрожала всему живому, я решил, что нет другого выхода, кроме как использовать Момент.

— Момент! — в ужасе воскликнула Романа.

Повелитель времени отвернулся, чтобы не видеть ее глаз, и продолжил повествование.

— Все было кончено раз и навсегда, а я остался жить. Если бы ты знала, Романа, сколько раз я хотел умереть вместе с вами, но люди… Они давали мне надежду, давали мне силы и уверенность в том, что я еще кому-то нужен. Я жил так довольное долгое время, пока судьба не предоставила мне шанс исправить свою ошибку.

— Продолжай, — еле слышно прошептала таймледи.

— Я смог вернуться в этот день снова. Я рискнул всем, наплевал на все возможные парадоксы и сделал это, я спрятал Галлифрей в карманной вселенной. Я думал, что воспоминания о гибели повелителей времени оказались ложными, что это обман моего собственного мозга для сокрытия памяти о встрече с будущими регенерациями. Но парадокс все же случился, я сотворил невозможное и переписал историю. Вот он, Романа, парадокс вокруг нас! Я своими глазами вижу Галлифрей, который я уничтожил!

Доктор окончил свою исповедь на ноте отчаяния. Ему хотелось провалиться сквозь землю от вины и горечи, но еще тяжелее было от того, что Романа стоит рядом и смотрит на него с немым укором, а за ее плечами будто выстроилась целая армия призраков. Впрочем, Доктор стоял к ней спиной и не мог знать наверняка.

— Парадоксальная реальность, — с печальной улыбкой сказала Романа. — Так необычно оказаться на собственной могиле. Но я хочу, чтобы ты знал — я не осуждаю тебя.

— Что? — Доктор обернулся, не поверив услышанному.

— Посмотри на меня. Кого ты видишь?

— Кого я могу видеть, кроме тебя?..

— Нет, не так. Посмотри в глаза. Я не та девочка, которую ты знал когда-то: я была и Президентом, и простым солдатом. Я отдала Галлифрею лучшее, что было у меня, разве это странно — отдать свою жизнь на войне?

Доктора заворожила ее речь, он не мог найти в себе сил вымолвить хотя бы одно слово.

— Но ты все-таки спас и меня, и всех остальных. Я жива, я здесь, и это большое счастье и большая удача. Однако если бы понадобилось пожертвовать собой, я бы сделала это снова.

— Романа, не говори так, прошу!

— Доктор, тише! — приложила она палец к его губам. — Если тебя это успокоит, я сама задумывалась о том, чтобы применить Момент, и задумывалась не раз. Я знаю, о чем говорю, эта Война до сих пор терзает оба моих сердца.

— Так ты… прощаешь меня? — неуверенно спросил Доктор.

— Конечно, я прощаю! Я опасалась, что ты будешь презирать меня из-за вечного ребенка.

— Я? Презирать тебя? Романа, мы оба, как ты говоришь, дети Галлифрея. Это наш крест, но и наше благо, тебе не кажется?

— Теперь мы можем вернуться в родную вселенную, это место — граница миров, если верить твоей теории.

— Да! — обрадовался Доктор. — Как же я сразу об этом не подумал! Наш крест и наше благо, переходная вселенная, вот что это!

— Доктор, я не знала, что ты такой, — рукой дотронулась до его лица Романа.

— Какой?..

— Ты сильный. Жить столько лет с таким грузом на душе… Я бы не смогла. Я восхищаюсь тобой.

Доктор пришел в замешательство. Он не мог выразить всех чувств, одолевших его в этот момент. Таймлорд ощущал безмерную благодарность по отношению к Романе и полное единение их душ, но не только. Доктор осторожно приблизился к ее лицу и замер, почувствовав дыхание Романы на своей коже. Какой сейчас смысл отрицать, что он влюблен? Не лучше ли броситься в этот омут с разбега, с головой, не рассуждая и не сомневаясь ни в чем? Еще одна секунда, и Доктор сделал бы это, но до сознания неожиданно долетел отголосок присутствия других повелителей времени.

— Прячься! — подсказал он Романе, быстро уводя ее за собой в укрытие.

По столице шли еще двое. Темноволосый мужчина в пестрой одежде вел за собой молодую женщину, одетую почти так же странно. Он что-то громко рассказывал, то и дело взмахивал руками, гримасничал, подпрыгивал, словом, вел себя очень возбужденно. Женщина, напротив, всем своим видом демонстрировала апатию и обреченность. Она лишь изредка взглядывала на своего спутника, всеми силами старавшегося привлечь ее внимание.

— Кто это такие? — в недоумении прошептала Романа.

— Т-ш-ш! Пусть подойдут поближе.

— …ну же, взгляни на эти улицы! — послышался обрывок фразы. — Все такое пышное, помпезное. Было когда-то, ха-ха!

— Не вижу ничего смешного.

— А по-моему, это забавно. Цивилизация, похожая на надутый мыльный пузырь, в конце концов, лопнула! Каково, Доктор?!

Доктор на пару с Романой вздрогнули в своем укрытии. Тем не менее, Романа отнеслась к присутствию двоих Докторов в одном месте более спокойно, чем ее друг, который, рассмотрев незнакомку получше, впал в полный ступор.

Так, парочка прошла мимо них по направлению к Цитадели. Прежде чем свернуть за угол, мужчина обернулся и еще раз окинул взглядом пройденный квартал, словно ищейка, почуявшая добычу. Он всматривался и вслушивался в окружающее пространство с полминуты, после чего возобновил свой путь.

— Она — это ты? — задала вопрос Романа.

— Да, да…

— Прошлая или будущая?

— Боюсь, — перевел дыхание Доктор, — настоящая.

— Что?! Как это возможно?

— Ты помнишь брешь на земной орбите? Квазивселенную?

— Конечно.

— Это была ловушка Рани. Я попался в момент регенерации, и, похоже, произошло редчайшее явление: мультипространственная дубликация. В двух вселенных я одновременно регенерировал в двух разных людей.

— Невероятно! — изумилась Романа. — Я думала, так не бывает, но скажи мне, почему ты в этом настолько уверен?

— Ее образ оказался мне знаком. В том сне, из которого ты меня вытаскивала, я не был сам собой. Я был этой женщиной, но вспомнил об этом только сейчас, когда увидел ее воочию.

— То был сон!

— Да, мне снилась ее жизнь, моя собственная жизнь в параллельной вселенной, что тут такого? Романа, история с плато натолкнула меня на мысль, что разные версии одного человека в разных вселенных связаны между собой ментально. Возьми хотя бы Артура Конан Дойла. Его наверняка поразила история о четверке, заброшенной на край земли, полный динозавров. Разумеется, он восторгался ими, но в той вселенной, где плато не существует, ему пришла мысль написать о них книгу. Неясное воспоминание, как сквозь матовое стекло, сон, фантазия — все это эхо другой жизни, жизни, которой мы не жили.