Вскоре Марти отбежал в дальний конец парка, сопровождаемый насмешками и насвистыванием.

Снова опозорился. Снова! Это никогда не кончится, даже после моей смерти надо мной будут смеяться…

– Эй, никогда не говори «никогда», забыл? – услышал он наставительный голос в голове.

– Господам Берку, Кауфману, Маршу и Майерсу по неуду за английский язык и литературу, – пригрозила миссис Тейлор четверым обидчикам.

– …Вы его лицо видели? – донеслись до миссис Тейлор слова Ричи Кауфмана.

– Ага, ну прям как крот испуганный, – отозвался следом Пит Майерс.

– Дурак что ли? Какой он крот – он Заяц! – сказал Стенли Берк и засмеялся.

– Точно, прошу прощения, месье.

– Все, с меня хватит, я позвоню вашим родителям, – сказала миссис Тейлор как можно строже, но голос ее выдавал.

Не стала бы она звонить их родителям. Этих парней воспитывать уже бесполезно. Да и что им родители сделают? Отругают и лишат карманных денег? Какая ерунда! Сейчас родители куда мягче, чем были во времена детства Марджори Тейлор. Тогда и ремнем отлупить могли, и дома запереть на несколько недель без визитов друзей. А сейчас одни гуманисты. Тьфу ты, такая же размазня, как и их дети, думала Марджори Тейлор. Было бы на то у нее право – она каждому из них задала бы такой трепки, что на всю жизнь запомнится. Такой трепки, что они до самого выпускного (если они на него вообще попадут) на коленях бы ползали перед несчастным Марти. Трепки, конечно, не в физическом плане, ни в коем случае. Она, к примеру, сознательно занижала бы им оценки по английскому языку и литературе, вызывала бы к доске чаще других, до экзамена не допустила бы – все для того, чтобы жизнь в школе медом не казалась. Вот тогда и только тогда они смогут исправиться, верила миссис Тейлор. Но этого, к несчастью, никогда не случится… Позволь она себе такое – на нее в тот же день кто-нибудь из родителей напишет жалобу из-за угнетения их сыночки-корзиночки.

В наше время учитель может лишиться работы из-за чего угодно. Позволила сказать миссис Тейлор ученику все, что о нем думает – выговор в лучшем случае, ударила линейкой по голове – уволили, выложила в сеть фото в купальнике – исход очевиден. Приходиться терпеть, хоть бейся головой о школьную доску. Неблагодарная это работа, но другой у миссис Тейлор нет. Она считала ее своим призванием, да и деньги получала неплохие, способные в полной мере обеспечить семью в паре с доходом от забегаловки мужа. Можно, конечно, утверждать, что она в какой-то степени в одной лодке с Марти; Миссис Тейлор жалела его, но поделать ничего не могла.

– Звоните, мне все равно, – напыщенно сказал Ричи.

– И позвоню.

– Довели струю миссис Тейлор, – хихикнул кто-то у нее за спиной.

– Это кто сказал? – обратилась она к ученикам.

– Не я, – друг за другом ответили ребята, помотали головой и рассмеялись.

– Вы у меня все получите, слышите? Все до единого.

Снова по толпе ребят прокатился смешок. Не дети – избалованные ублюдки какие-то. Совсем утратили страх и уважение перед старшими или вообще никогда его не имели. Вот уж действительно поколение без стыда.

Миссис Тейлор пошла за Марти и с сочувствием обратилась к нему:

– Тебе уже легче?

– Да, все нормально, – бросил Марти.

Миссис Тейлор ему нравилась, разумеется, как учитель. Хотя и женщиной она была симпатичной. В свои сорок четыре года миссис Тейлор выглядела моложе своих лет, на нее засматривались из-за спины многие учителя мужского пола в их школе на Ворк стрит – единственной в Новой надежде – а некоторые, как, например, мистер Райтон и мистер Вудз в тайне друг с другом за кружкой пива любили обсуждать ее прелести, выглядывающие из блузки с широким вырезом.

– Не обращай внимание на этих придурков, жизнь их исправит, – заверила учительница. Марти не ответил. Миссис Тейлор вздохнула и сказала:

– Ладно, иди домой, умойся хорошенько, займись своими делами и постарайся забыть то, что случилось. Остальную работу они сами сделают, уж я-то их заставлю ответить за все. Идет?

– Идет, – ответил Марти и взглянул ей в глаза. И только тогда учительница заметила, что у него треснули очки.

– Я заставлю их собрать деньги тебе на линзу, сколько бы она ни стоила. Поверь мне на слово – они все до цента отдадут.

Марти ей не поверил. Слишком уж хорошо он знал своих одноклассников. Сначала они будут кормить классного руководителя обещаниями скоро отдать деньги, потом станут говорить: «С деньгами сейчас проблемы. Отец зарплату получит – отдам». И так будет до тех пор, пока родители Марти сами не купят линзу, а потом все обо всем забудут, будто и не было инцидента. Все до ужаса просто.

Вместо возражения Марти кивнул и направился домой весь разбитый, как его линза в очках.

Марти вернулся домой, но ни матери, ни отца уже не было, дом остался целиком в его распоряжении где-то до шести вечера. Подавленный и опустошенный изнутри он стянул с себя грязную одежду, вымыл руки и застирал самые грязные места на своей одежде с мылом, прежде чем бросить в стиральную машину до общей вечерней стирки. У него уже не осталось сил на кого-либо обижаться, будь то Ричи Кауфман, забравший его очки или другой парень, столкнувший его в яму, а может, это Ричи и был. Единственное, чего хотелось Марти в этот момент – это забыться и проспать до следующего утра без сновидений, просто погрузиться в темноту бездны забвения и блуждать по ней, пока его не вытянет оттуда пронзительный звон будильника.

Марти попытался уснуть, но лишь проворочался больше часа в своей кровати – мысли о сегодняшнем позоре не отпускали его. В голове слышался звонкий девичий смех и надрывистый хохот парней. Проще было сказать, кто не смеялся над ним, и Марти смог выделить лишь миссис Тейлор и миссис Бронски, классного руководителя параллельного десятого класса. Они взрослые люди, и их этим не проймешь, эти две женщины уже не в том возрасте, чтобы смеяться над неудачниками вроде Марти, им становится жалко таких, как он, они хотят заступиться, но не могут.

Но Марти никого не винил: ни хулиганов, ни их родителей, ни миссис Тейлор, ни себя. Он уже давно свыкся с тем, что он изгой, на котором можно выместить скопившуюся желчь.

Марти помнил, что раньше, когда был маленьким, он считал, что все зло исходит от плохих людей, причиняющих другим боль, что им доставляет удовольствие издеваться над слабыми, будто они и есть главный кошмар человечества. Позже, войдя в пубертатный период, Марти начал винить себя. Он чувствовал, что сам провоцирует хулиганов на агрессию в свою сторону, словно он протухший помидор для стаи мух. Но провоцирует чем – так и не разобрался. Марти много кого винил в своих неудачах и ничтожной жизни, а теперь винить стало больше некого, ведь он перебрал всех, включая себя, но так и не нашел истину.

Такое состояние, как в тот день, для него стало привычным, и единственным желанием стало ни о чем не думать. Как бы Марти ни пытался выбросить из головы гнетущие мысли – ему не удавалось. Может, он просто проспал сверх меры? Ведь проснулся Марти на час позже обычного в связи с волонтерским днем. Возможно, но тогда он вообще не сможет заснуть.

Марти прервал свои тщетные попытки уйти в мир снов в согретой им же постели, резко вскочил с нее и застелил. Оставалась единственная отдушина, способная хоть как-то оторвать его от жестокой реальности – его старенький компьютер с не менее старыми играми, скачанные с дисков и пиратских сайтов. Марти запустил компьютер, надел наушники, таким образом он делал вид, что изолирует себя от мира, и ушел в виртуальный мир.

Вечером в начале седьмого с работы вернулась Джулия и, поприветствовав сына, ушла в их с мужем спальню переодеться в домашний халат. До прихода мужа в восьмом часу Джулия крутилась на кухне и готовила курицу в сметанном соусе со спагетти на гарнир. Она давно мечтала приготовить нечто подобное, рецепт она еще месяц назад выведала у подруги, но финансы не позволяли раскошелиться на полтора килограмма куриных бедер и ингредиентов для соуса. Зато спагетти в их доме были всегда и никогда не переводились. Уж что-что, но эта дешевая еда, заправленная кетчупом, являлась постоянным гостем на обеденном столе Ройсов. А сегодня Джулии выдали небольшую премию, и она в окрылении понеслась в супермаркет, дабы порадовать Марти великолепным ужином.