Через двадцать минут мы приехали в другой бутик, где нас уже ждали.

— Добрый вечер. Добро пожаловать. Чай, кофе?

— Кофе, пожалуйста, — отозвалась мама и уселась на пуфик.

— Что смотрите сегодня?

— Нам нужны свадебные туфли тридцать седьмого размера. Что-то элегантное.

— У нас есть несколько таких моделей. Сейчас принесу.

— Спасибо, — отозвалась мама.

Мне ничего не хотелось, поэтому, я уселась на диван и погрузилась в свои мысли. Как только принесли несколько пар туфель, начала их мерить.

— Нет, эти слишком толстят твою ножку.

— Мама! У меня платье с километровым шлейфом! Кто их увидит?

— Не важно, кто! Главное ты будешь знать, что на ногах у тебя такая красота!

У меня не было сил ей перечить. Поэтому я просто их сняла и взяла другие.

— Эти уже по лучше!

— Мне не удобно в них ходить….

— Ну-ка, пройдись! — командует мама.

Я сделала круг и встала перед ней.

— Довольна?

— Не капризничай. Приготовление к свадьбе всегда волнительное и нервный процесс. Поэтому, снимай и обувай вот эти!

Она протянула третью пару туфель, и я тихо вздохнув, примерила их. На удивление, они были мне как раз и удобны. Я сделала несколько кругов по помещению, понимая, что эта обувь — сделана по мне.

— Ну красотка! — воскликнула мама, допив кофе. — Ну просто шикарно!

— Мне тоже нравится!

— Мы их берем! — заявила мать, вставая с пуфика.

В этом днем мы больше никуда не ездили. По приезду домой отец сообщил, что завтра состоится будет очень важное мероприятие, на котором я обязанна присутствовать.

— Какая прелесть! — воскликнула мама. — Это же прекрасная новость!

— Очень, — признала я тихо и поймала на себе огорченный взгляд отца.

— Ева, ты не думай, что принимаешь не правильное решение. Это во благо семьи и будущего бизнеса.

— Это во благо твоим желаниям и никчемных денег, которыми не залечишь раненное сердце!

— Ева! Прекрати капризничать!

— Ну уж простите, уважаемый, что вы вырастили такую капризную дочь!

— Ева! — перебила меня мама. — Мы все на взводе…

— Отец вообще спокоен как удав, как я вижу! Он заботится только о своем бизнесе. Ни о тебе, — указала рукой на маму, — ни обо мне! ТОЛЬКО! О! СВОЕМ! БИЗНЕСЕ!

Я чувствовала, что ярости моей нет предела. Что я готова крушить все на своем пути. Мать смотрела на меня с испугом, а отец, будто бы не слышал всего этого.

— Накричалась? — спокойной спросил он.

— Да!

— Тогда ступай в свою комнату!

Я слушала его и не верила своим ушам. Мой отец — полный тиран. И как мать за него вышла? Это полный кошмар, жить рядом с таким мужчиной!

— И не забудь документы. А после, сразу домой, понял?

Я стоял перед отцом, лишь кивая головой.

— И не вздумай учудить какую-то глупость, ты понял меня? Завтра свадьба!

— Я понял тебя, — пробубнил и взяв со стола документы, направился к выходу.

— Пойми, это очень важно для матери. Сделай это для нее, и не заставляй меня краснеть!

— Хорошо.

Молча выйдя из его кабинета, пустился на первый этаж и вышел из офиса. С того дня мое сердце не могло успокоиться. Это была Ева. Она не выходила из моей головы. Я бредил ей все время. От рассвета до зари. Мои мысли окутывал ее образ и болезненные воспоминания, которые лишь сильней разрушали меня изнутри. Положил документы в бардачок и надев шлем, зовем свой мотоцикл. Он издал характерное трещание, стоило мне только поддать газу. Усевшись и выжав сцепление, тронулся с места. Мою машину отец отобрал, точнее, конфисковал. Теперь мне оставалось лишь ездить на дурацком мотоцикле. Уже практически смеркалось, и время на часы показывало восемнадцать часов.

Доставив документы до нужного места, мне в голову пришла безбашенная идея. Пускай это будет последний мой глупый поступок перед тем, как я навсегда потеряю Еву. Я должен ее увидеть! Чего-бы мне это не стоило. Смотрю на время. Восемнадцать тридцать. Званый ужин состоится в девятнадцать тридцать, а я на мотоцикле, поэтому, более чем, успею съездить к Еве и вернуться обратно. Построив на навигаторе более короткий путь, рванул с места.

Я забыла вкус скорости. Вкус попутного ветра, и бескрайней дороги. Я чувствовал, как сердце вот-вот выскочит из груди, как ветер заберет мою боль без остатка. Скорость — мое лекарство, и почему я забыл об этом? Я летел со всех ног, нарушая все правила дорожного движения. На кону была моя любовь. И в этой схватке я не хотел проиграть.

Проехал половины дороги, тучи стали сгущаться и пошел мелкий дождь. Я прибавил газу и летел сквозь дождь. Видимость была нулевой, потому что шлеп постоянно приходилось протирать рукой. И вот, на перекрестке я понимаю, что тормоза начинают отказывать. Я пытаюсь сбавить скорость, но появляется пригорок, с потом спуск. Скорость набирается. Стараюсь на паниковать. Уже практически ничего не вижу. Дождь настолько сильный, что ехать на такой скорости — это самоубийство. Пытаюсь затормозить, но… Ничего не получается… Впереди, на перекрестке появляется грузовик, а мне горит красный свет. Я не вижу, сколько на спидометре и если не предприму ничего, в лучшем случае, меня смогут собрать по кускам. Столкновения не избежать. Перед глазами мелькает вся моя жизнь. Я будто бы смотрю ее по ускоренной перемотке. Мне страшно. Я в последний раз жму на газ.

Раздается оглушительный треск резины, отчего, мне закладывает уши.

Я падаю с мотоцикла, проезжая одной частью тела по мокрому асфальту, а после, качусь кубарем куда-то дальше. Мотоцикл ревет, рычит. Я дезориентирован. Не понимаю, что происходит. Слышится оглушительный рев машины. Скрип колодок.

Чувствуя, как немеет одна часть тела, приоткрываю глаза. Через шлем, запотевший и забрызганный каплями дождя, лицезрею, как передо мной, в двадцати метро остановился грузовик. Доносится запах жженой резины. На землю падают капли, увлажняя выпуклый темный асфальт. Звон в ушах усиливается, сдавливая виски. Я понимаю, что жив. Я дышу. Я слышу стук сердца. Ко мен кто-то подбегает, что-то говорит, открывая защитное стекло шлема.

— Вы в порядке? — слышу сквозь звон в ушах. — Вы целы?

— Да, — говорю, но понимаю, что они этого не слышат.

— Я сейчас вызову скорую.

Переворачиваюсь на спину и чувствую обжигающую боль левой части. Она щиплет и дергает. Сколько я так пролежал, не могу сообразить. Десять минут, двадцать. Час?

Со мной постоянно пытался поговорить мужчина, который был перепуган. Но вскоре, послышались звуки сирены и подъехала скорая. Я стал постепенно приходить в себя.

Меня осмотрел медик, и сказал:

— Вас нужно в больницу.

— Я не могу, — сказал ему, снимая шлем. Оглянул меня и заметил, что вещи порваны. А вся левая сторона в глубоких ссадинах.

— Вы можете сами идти?

— Не знаю, — признаюсь медику и запрокидываю голову. Моя кожа ловит холодные капли падающие с неба.

— Давайте я помогу Вам встать!

Меня поднимают два рослых человека, поддерживая под руки. Немного так постоял и понял, что могу идти сам.

— Вам нужно обработать раны, — говорит медик.

— Хорошо, — соглашаюсь с ним, медленно дохожу до машины. Залезаю внутрь садясь на кушетку.

— У вас есть родственники? Кому-то позвонить?

— Да. Есть…

Легкое головокружение мешает сосредоточиться.

— Сами позвоните или мне позвонить?

Я диктую номер матери, отказываясь сам звонить. Я знаю, что меня ждет, поэтому, пускай принимает удар медик. Тот же, немного поговорив с мамой, сбрасывает звонок, добавив:

— Вас заберут из больницы. Нам нужно провести кое-какие процедуры.

— Делайте, как знаете! — Говорю ему укладываясь на кушетку.

Я сижу в процедурной, где мне зашивают небольшую рану, как вдруг, влетает мать.

— Господи, сынок! Ты цел?

— Женщина, сюда заходить нельзя, это процедурный кабинет!

Но мама проигнорировала слова медсестры и придвинув стул, сказала: