Надев слегка поношенный тёмно-синий костюм с деликатным неброским отливом, пошитый по индивидуальному заказу из натуральной шерсти с добавлением шёлка в модном миланском ателье в середине восьмидесятых годов, Геракл спустился в бар, где скоротал время до возвращения Сирены за бутылочкой белого вина с лёгким мускатным оттенком. Элегантный костюм, идеально подогнанный под стройную не по годам фигуру, дополняли свежая светло-голубая рубашка с отложным воротником и коричневые лакированные ботинки, купленные перед отъездом из Франции. Галстуков он не любил, а потому подвязывал их только в особо торжественные дни. Своим видом супермен действительно походил на престарелого провинциального профессора, молодящегося перед юной женой.

Изумительный вкус благородного напитка «Макон-Виляж» напомнил Гераклу холмистый, пасторальный район Маконэ, расположенный к югу от Кот Шалоннез и к северу от Божоле, где проходит условная граница между севером и югом Франции. Бургунды называют его «Воротами на юг». Солнца здесь больше чем на остальной территории Бургундии, но зима бывает холоднее из-за соседства с горами. Чуть более тёплый, чем в Кот д’Ор, климат чрезвычайно хорош для сорта шардоне, который является основой большинства местных вин. На территории Маконэ находится деревушка с тем же названием. Споры на тему она ли дала имя великому сорту, или наоборот, не утихают до сих пор.

В окрестностях этой легендарной деревни осенью 1955 года Геракл, тогда совсем молодой и неопытный сотрудник отдела, занимавшегося за рубежом ликвидацией неугодных лиц, в просторечии – «ликвидатор», выполнил первое задание, застрелив опасного антисоветчика, белоэмигранта первой волны, доживавшего свой век в благословенной французской провинции.

Он хорошо подготовился, тщательно изучив карту местности. На подержанной малолитражке Citroen 2CV выпуска 1949 года за шесть часов преодолел ночью расстояние в 367 километров по основной трассе, соединявшей Париж с Лионом. В городке Турню свернул на тогда ещё не заасфальтированное шоссе, ведущее в Шардоне. Миновав эту деревню, повернул на северо-запад и в полукилометре от деревни Грате съехал на укатанную тракторами грунтовую колею, проложенную в густых зарослях низкорослого кустарника. Небольшая рощица, подходившая вплотную к дороге, была единственным местом среди сжатых полей и расцвеченных яркими красками осени виноградников, где можно было укрыться от посторонних глаз.

Расстояние меду деревнями составляло чуть больше двух километров. По утрам его мишень регулярно совершала пешую прогулку от своего дома, расположенного на окраине Грате, в Шардоне. Там возле выстроенной в двенадцатом веке церкви Сен-Жермен встречалась с давним приятелем, тоже русским белоэмигрантом, которому едва хватало сил, чтобы выйти из своего жилища и доплестись до центральной площади. Старики оживлённо беседовали около часа, а затем расходились по домам.

Геракл загнал в кусты изрядно перегревшийся автомобиль, отошёл на небольшое расстояние и занял позицию под деревцем на невысоком холме, откуда хорошо просматривался значительный отрезок трассы. Особой маскировки не требовалось. Дорога в ранний час была совершенно безлюдна. Виноделы, собрав богатый урожай, трудились на фермах.

На горизонте над пробуждавшейся землёй поднимался огромный пылающий шар. Воздух был свеж и прозрачен. Над полями стелился лёгкий золотистый туман. Холодные капельки утренней росы на чистой траве переливались в лучах восходящего солнца словно бриллианты. В едва колышущихся кустах запели проснувшиеся птицы, приветствуя величественный лучезарный восход, предвещавший чудесную погоду.

Поджидая в засаде свою жертву, советский охотник за головами не испытывал ни малейшего волнения и не думал, что скоро предстоит впервые убить человека. Оглядевшись по сторонам, профессионально оценил занятую позицию. Лучшего места для засады в окрестностях не найти. Осмотрел оружие и ненадолго прикрыл глаза.

Высокий статный старик в холщёвых штанах, русской косоворотке и широкополой соломенной шляпе, появился из-за поворота неожиданно. На бронзовом от загара, изборождённом глубокими морщинами лице контрастно выделялись яркой белизной роскошные седые усы, закрученные как у лихого гусара. Он шёл неспешной походкой, вдыхая полной грудью свежий утренний воздух. Когда старик приблизился на расстояние около ста метров, Геракл задержал дыхание и плавно нажал на курок, целясь в сердце. Можно было подпустить чуть ближе, но он не стал испытывать судьбу. В последний момент рука почему-то дрогнула.

Одиночный выстрел раскатисто прогремел в утренней тишине, подняв с ветвей стаю птиц. Сатирик упал навзничь, как подкошенный. В следующее мгновение приподнялся, опершись на правую руку, а левой зажав кровоточившую рану.

«Промазал» – с досадой подумал Геракл, – «Надо добивать». Он выскочил из укрытия и бегом бросился к истекавшему кровью врагу, вынимая на ходу из кобуры пистолет, но вместо того чтобы всадить в голову контрольный выстрел, замер как завороженный.

Слабея, поверженный старый воин из последних сил напрягал мускулы, чтобы не распластаться на дороге. Словно не чувствуя боли, равнодушно взглянул на убийцу стекленеющим взглядом и едва слышно прошептал:

– Цэ-рэ-ушник?

– Нет, – ответил начинающий ликвидатор.

– Англичанин?

– Русский.

– Значит всё же суждено погибнуть от руки соотечественника. Власовец?

– Нет.

– Коммунист?

– Комсомолец.

Увидев наведённый пистолет, старик не стал закрывать глаза.

– Не добивай, – попросил тихо. – Осталась всего пара минут. Дай в последний раз взглянуть на солнце.

Геракл, с трудом сдерживая накатившие слёзы, помог старику приподняться повыше, пачкаясь в крови. Тот крепко сжал его руку и, обведя прощальным тускнеющим взглядом окрестные холмы, хрипя и задыхаясь продекламировал Пушкина:

– Унылая пора… очей очарованье… приятна мне твоя прощальная краса… – потом добавил: – Жаль умирать вдали от России. Когда будешь пить красное вино, вспоминай иногда обо мне, земляк…

Похоже, умирающий думал вовсе не о близкой кончине, а устремился мыслями в далёкое прошлое, в котором он, молодой и красивый гвардейский офицер прогуливался с дамой сердца в тенистых аллеях Летнего сада. А может быть, любовался пасторальными пейзажами на склонах Валдайских холмов.

Закрыв покойнику глаза, Геракл бережно поднял на руки бездыханное тело. Перенёс с дороги к кустам, положил на мокрую от утренней росы траву, прикрыл шляпой лицо, непроизвольно разрыдался и нетвёрдой походкой направился, содрогаясь всем телом, к своему логову, чтобы забрать брошенную винтовку.

Возвращаясь в Париж, он ехал нарочито медленно, обозревая окрестные живописные пейзажи и раздумывая о превратностях судьбы. Красота осенней природы печалила и навевала волнующие душу мысли о неизбежном конце, но вместе с тем удивляла и радовала, расцвечивая землю всеми цветами радуги. Нежно-соломенная сухая трава, яркая и сочная листва деревьев и кустов, стройные бесконечные ряды виноградников, уходящие по пологим склонам к горизонту и расцвеченные в солнечных лучах всеми оттенками коричневого, охры, золота и жжёно-оранжевого, завораживали взгляд неповторимыми красками, поднимая настроение, вселяя оптимизм и уверенность в завтрашнем дне. Возможно, поэтому галльские воины с давних времён смело бросались в рукопашный бой и легко расставались с жизнью. Об отчаянных рубаках напоминали растянувшиеся вдоль дороги маленькие провинциальные городки с колоритными узкими улочками, готическими церквями, покосившимися увитыми плющом фахверковыми домами под красными черепичными крышами, сохранившие дух средневековья. В этих городах, где время словно остановилось, камни вызывали в памяти ныне живущих образы их славных предков. В некоторых у Геракла не раз возникало стойкое ощущение переноса в другую реальность. А ещё поражала ухоженность и чистота: кусты и трава возле домов аккуратно подстрижены, дорожки посыпаны песком или гравием, все предметы стоят на своих местах в целости и сохранности, даже общественные скамейки на улицах не засраны. Нигде не видно ни бумаг, ни окурков, ни разбитых пивных бутылок. Он не понимал, как простые французские работяги успевают всё починить и почистить, если трудятся от зари до зари. Наверняка эксплуатируют дешёвый труд батраков.