Она замерла, пытаясь понять, как на все реагировать.

– Я никогда не видел отца таким счастливым, – произнес Алекс тихим, задумчивым голосом. Помолчал и добавил, вдыхая аромат волос Александры: – Мама не любила заходить в библиотеку. Отец ее не фотографировал, и она обижалась. – Неожиданно для себя Алекс понял: – Высокая, стройная, красивая мать ревновала отца к этой маленькой, незнакомой женщине.

Оглушенная, свалившимся на нее известием, Александра с трудом улавливала смысл слов Алекса. Он говорил об отце, о разводе родителей в день его совершеннолетия. Ей захотелось отстраниться, разомкнуть его объятия. В голове ее крутилась одна мысль:

– Так не бывает. – Потом она вдруг поняла: – Алекс говорит об отце в настоящем времени.

– Он… жив? – спросила она.

– Конечно. – Алекс настороженно посмотрел на нее. – Что случилось?

Александра не находила слов и молчала. Потом тихо, словно боясь себе поверить, сказала: – Все хорошо, наверное.

Когда они вернулись к гостям Александра пыталась казаться веселой, но у нее это плохо получалось. Алекс с удивлением ловил на себе ее серьезные взгляды. Она смотрела так, будто впервые его видела. Он с ужасом ощущал, между ними растет напряжение, и не мог понять в чем дело.

– Что случилось? – снова спрашивал он ее.

– Все хорошо, – отвечала она.

Но он видел: не хорошо, очень нехорошо. Не умеет она обманывать. Алекс чувствовал Александра, все еще пытаясь улыбаться, отдаляется от него. Это пугало. А потом она попросила не провожать ее.

Игорь с Мариной уехали. Алекс остался один. Позвонил Александре, хотел убедиться, что у нее все хорошо. Телефон ее не отвечал. Алекс не спал ночью. Снова и снова прокручивал в голове весь прошедший день. Пытался понять, чем он мог ее обидеть и не находил ответа. Вспоминал их разговор, каждую минуту, каждое слово, шаг за шагом.

Алекс замер, поняв, уловив момент поворота в ее настроении. Он задал ей свой главный вопрос и так надеялся на ее согласие. Лоб покрылся холодной испариной.

– Александра отвернулась, сделав вид, будто увлеклась фотографиями. – Стоп-кадр момента всплыл в его памяти.

А потом на него накатила обида.

– Идиот. Докатился. Впервые изменил себе, своей свободе и получил по заслугам. Да, он любит женщин, особенно, когда они уходят утром. – Кривая усмешка исказила его лицо. – В ней нет ничего особенного. – Попытался убедить он себя. – Да, хорошенькая. Ему нравятся такие. Но ведь на ней свет клином не сошелся? На его век девчонок хватит. Ну их к лешему, этих баб. Одни проблемы от них. – Алекс хотел допить коньяк, но почему-то передумал. Сам удивился.

Под утро он попытался заснуть. Но стоило закрыть глаза и тут же возникало лицо Александры, то есть Сашеньки. Она манила, звала его. Пожалел, что ночью отказался от коньяка. Встал хмурым, измученным. И снова вопросы в голове:

– Почему? В чем причина? – Алекс опять позвонил ей. Никто не ответил.

Он долго стоял под контрастным душем. Брился, соскребая не только щетину. Словно хотел избавиться от осевших на него за ночь мыслей. Из зеркала на него смотрел колючий взгляд. Глубокая складка между нахмуренных бровей, веки покраснели, темные круги под глазами. Горькая усмешка скривила губы Алекса.

Полный досады, злой на себя, Алекс поехал к ней. Он мчался по утренним улицам большого города, будто от скорости зависела жизнь. Уже не пытаясь звонить по телефону, на одном дыхании он взлетел по лестнице на пятый этаж. Всю свою боль он вдавил в кнопку звонка.

Александра смотрела на фотографию, висевшую на стене над ее диваном. Большой светловолосый мужчина в белом костюме и маленькая темноволосая женщина в легком платье. Нет ни тени сомнений во взглядах, нет намека на дурные предчувствия. Она помнила эту фотографию столько, сколько помнила себя. Это ее мама и папа. О них она думала и мечтала всю жизнь.

Бабушка говорила: “Они погибли в автомобильной аварии”. Рассказывала: “Александрушку, еще не родившуюся, чудом удалось спасти”. И вот теперь, отец жив? А было ли чудо? О чем еще не рассказала бабушка? Почему?

Вопросы росли снежным комом, обещая накрыть с головой. Хотелось помчаться к бабушке в родной, уютный Городок. Пусть она скажет: “Это чужая, случайная фотография”.

Утром, не выдержав, Александра позвонила бабушке. Стараясь не выдать смятения, прячась за обычным разговором, она, как бы случайно, спросила:

– Почему у нас только одна фотография моих родителей?

Ответ поставил точку в приговоре. Бабушка сказала:

– Остальные фотографии я давно сложила в коробку и убрала на антресоль. – Потом непривычно резко добавила: – Ничего интересного. Живым о живых думать надо. Долгий разговор, не телефонный.

Александра отключила телефон.

– Вот и все, – сказала она себе. Легла на диван, свернулась калачиком, укрылась пледом с головой. Лежала без мыслей, без слез, погружаясь в пустоту.

Долгий, громкий, настойчивый, требовательный дверной звонок вонзился в ее мозг. Александра накрыла голову подушкой. Звонок не затихал, звал, приказывал, потом захрипел от отчаяния. Пришлось вставать. Сутулясь и шаркая, она подошла к двери. Не спрашивая открыла и, не поднимая головы, вернулась в комнату.

Алекс снова и снова с отчаянием давил на звонок. Щелкнул замок, дверь приоткрылась и замерла. Легонько толкнув дверь, он осторожно переступил порог. Увидел, как Александра медленно, словно во сне, уходит в комнату. Закрыв дверь, он двинулся следом.

Она молча села на диван. Опустив голову, обхватила плечи руками. Поежилась, будто замерзла. Рядом лежал скомканный бежевый плед, в уголке смятая подушка. На полу, из большой, светло-зеленой, меховой тапки, торчал телефон. Алекс не узнавал свою веселую, смелую птичку. Взъерошенная, она потускнела. Бледное лицо, темные круги под глазами, припухшие веки.

– Все будет хорошо, – сказал он, опускаясь перед ней на колени. Попытался взять ее руки, обнять. Она испугалась и отшатнулась.

– Ты не понимаешь… – Александра посмотрела на него, и он утонул в ее глазах, полных отчаяния. – Не будет, ничего не будет. – Всхлипнув, словно от рыдания, она перевела взгляд на стену.

Проследив за ее взглядом, Алекс вздрогнул. Брови сами взлетели в удивлении. Из внезапно пересохшего горла непроизвольно вырвалось: – О, черт! – Сглотнув, он хрипло добавил: – Откуда? Этого не может быть.

На стене, в простой, дешевой рамке под стеклом висела фотография, знакомая Алексу с детства. Большой светловолосый мужчина в белом костюме и маленькая темноволосая женщина в легком платье. Счастье во взглядах, улыбки на лицах. Отец и его первая любовь. Алекс помнил эту фотографию столько, сколько помнил себя.

– На них даже в суд не подать, отшутятся, – раздраженно процедил Николай, бросая на стол прочитанную газету. Его рука сама потянулась к виску. Шрам всегда начинал зудеть в минуты нервного напряжения.

– Писаки. Бульварные желторотики, – поддержал его Павел. Высокий и сухощавый, он походил на старого бухгалтера. – Ничего нового, но воду мутят. Похоже, они пока не знают о главных возможностях Символа.

– Sapienti sat.8 Теперь у нас нет времени ждать, если мы хотим первыми найти Символ. – Голос Николая звучал спокойно и уверенно. Грубоватая внешность и властный взгляд говорили о его сильном характере. – Понять бы еще, что он из себя представляет этот Символ, – добавил он, погружаясь в задумчивость.

– Долгоруковы зашевелились. По моим данным они к твоему наследнику подбираются, – Павел привычно потер затылок. – И такие статейки только возбуждают их интерес. – Он бросил на газеты быстрый взгляд недобрых, карих глаз из-под темных, нависающих бровей.

– Сколько лет прошло, все не успокоятся. Вряд ли они смогут организовать новое покушение, силы у них не те. Скорее всего, они захотят подобраться к Алексу другим путем.