Кроули остолбенел, не веря своим ушам.

— Два дня? И что потом? Кто тебе такое сказал?

— Не делай вид, что ты не в курсе, — Азирафель безразлично пожал плечами, все еще загораживая ему проход. — Не я первый, не я последний, кого по велению Господа выкинут из Рая без крыльев и выходного пособия, пинком под зад. — Лицо Ангела исказила горькая гримаса, но, взглянув на Кроули, он нашел в себе силы продолжить. — Мне уже вынесен приговор, и он окончателен: крылья отрежут, сошлют на Землю, в циклы перерождений. Моим предназначением было сохранить для людей Вечность, и я с этим не справился.

— Да, но есть же книги, в конце концов, и ты хранишь их веками! — Кроули совершенно некстати залюбовался серо-голубыми глазами Ангела под пушистыми золотыми ресницами, как будто в них запутался солнечный луч, и не мог отвести взгляда. — При чем тут вообще Интернет, вирусы, Горгона? Ты не можешь, не должен делать то, что тебе не подвластно, ты же не программист, ты — Ангел, а у Ангелов другие задачи!

— Да кого это вообще волнует? — Ангел вздохнул и мрачно перевел взгляд на горящий в углу гостиной камин и многочисленные книжные полки. — В последнее время все, что бы я ни делал, вызывает раздражение у Михаила и Гавриила, я им как кость в горле, и они этого уже не скрывают… Книги — а что книги? Книги однажды рассыплются в пыль или сгорят в огне, как Александрийская библиотека… И не говори мне, что рукописи не горят. Еще как горят! И вот еще что: мне уже все равно, и я хочу, чтобы ты сейчас ушел и оставил меня в покое, потому что я принял свою судьбу и не ропщу. Слава Богу, что вместе с крыльями от меня отрежут все, связанное с тобой!.. Ты сделал свое дело, ты отомстил Небесам, уничтожив как минимум одного Ангела. Хотя — может, были и другие, кто же знает…

— Азирафель, остановись! Что ты несешь? — руки демона сжались в кулаки, костяшки побелели, и он с силой вдарил по косяку двери. — Я сказал — нет, нет, НЕТ! — демон рванулся к нему, но Ангел сделал шаг назад и поспешно отвернулся, закрыв лицо руками, словно спасаясь от нападения гадюки. — Ангел, ради всего… чего угодно, Бога, черта, Сатаны — выслушай меня, потому что потом может быть уже поздно, только поверь мне сейчас, просто поверь, умоляю! — Лицо демона пылало; глаза его, не прикрытые, как обычно, темными очками, сверкали, как у кошки в темноте — расплавленное золото и черные кремни, высекающие искры. — Я не добрый и не злой, Ангел! Я просто долбанный Змей, я — демон, я таким стал, потому у меня не было выбора, но я не был им изначально! И крылья мои когда-то были белыми, как у тебя! Ангел, я и так живу всю эту чертову Вечность с дырой в груди, как с внутренним кровотечением, и я не могу всю жизнь тянуться к тебе, словно к звезде из другой Вселенной! Ты привык носить мое сердце в кармане плаща, как предмет первой необходимости, как носовой платок, как…не знаю… леденцы или зажигалку, но я не ручная змейка, Ангел, а ты не факир! Я могу менять обличье, как змеиную кожу, я могу быть кем угодно — клоуном, телефонным кабелем, гребанной мартышкой, но у меня, представь себе, тоже есть сердце, чувства — вот удивительно, да? — а также сила и бессмертная душа! И то, что других убивает, меня не способно даже удивить, чтобы ты знал!.. И я перегрызу глотку любому, кто встанет у меня на пути, будь он хоть трижды клятым Метатроном, если речь идет о тебе! Нет такой Горгоны, которую мне не под силу раздавить ради тебя. Но я хочу быть уверен в том, что ты как минимум это… заметишь!..

Азирафель слушал демона, и измученная душа его воскресала, как оживает щедро политый цветок, опаленный беспощадным солнцем. Он слушал — и ему хотелось немедленно обнять Демона, как самое любимое существо во Вселенной, но сознание отказывалось принять и поверить в то, что он только что услышал. Его враг — или друг? Его соперник или вечный спутник, который оказывался рядом каждый раз, когда Ангелу грозило неминуемое физическое уничтожение, и спасал от смерти, рискуя собой, хотя за каждое деяние подобного рода демону грозила суровая расплата, вплоть до собственной погибели — он делал все это, потому что… любил его?..

И все же… Да. Азирафель знал это всегда, но как же страшно было признаться себе в том, что больше всех на свете любишь одного — вот этого желтоглазого демона, когда положено любить всех!

Тот клетчатый термос со святой водой, который Кроули взял у него из рук, откровенно дав понять, что не захочет жить, если что-то «пойдет не так», — Ангел уже тогда знал, что хотел донести до него демон, но ушел от ответа и просто сбежал, как краснеющая школьница на первом свидании: «Ты слишком быстр для меня, Кроули…»

Если что-то пойдет не так.

— Ты молчишь? — лицо демона исказилось гримасой острой боли, — Ну что ж… Я понял. Не нужно ничего говорить… Я пойду. Доброй ночи!..

— Кроули! Подожди! — Азирафель рванулся вперед, стараясь удержать демона, но тот уже хлопнул дверью и ушёл, растворившись в темноте.

Лунный свет прорывался сквозь черный атлас туч, как будто лезвие небесных ножниц криво кромсало небо, не заботясь о последствиях.

Я не отступлюсь. Я спасу тебя, Ангел, или уйду вместе с тобой.

И я не сдамся, даже если ты не веришь в меня.

Глава 7

… Когда ровно в десять утра в спецотдел библиотеки Британского музея странной развинченной походкой вошел высокий худой полицейский в темных очках, показав удостоверение особого отдела, ему тут же предоставили записи с камеры видеонаблюдения, снятые в предыдущие сутки. Он сразу увидел — во всем огромном зале! — белокурую голову Ангела, погруженного в чтение, и несколько документов на столе… Какой же красивый его Ангел, — Кроули старался не думать о нем сейчас, а думать только о вирусе, но получалось плохо, потому что Азирафель слишком уж выделялся из всех, и не заметить его было невозможно, как и оторвать глаз: широкий двубортный пиджак цвета топленых сливок, жилет и галстук-бабочка, в стиле Говарда Хьюза или Кларка Гейбла, безупречные ботинки; а еще самые красивые руки на свете, точеные и сильные, словно изваянные из единого куска светлого мрамора, с уникальным ангельским перстнем-печаткой на мизинце левой руки… Демон максимально приблизил изображение, чтобы не пропустить ни одного движения и жеста своего Ангела, и тихо зашипел, стараясь не привлекать к себе внимания сотрудника архива. Он чуть не сложился пополам от захлестнувшей его волны кромешной тоски, потому что видеть Азирафеля, пусть даже в записи, было нестерпимо больно. Кроули усилием воли взял себя в руки, стараясь не пропускать детали видео: вот тут, кажется, у Ангела устали глаза, и он — таким знакомым жестом потер лоб… вот этот сидевший рядом придурок задевает ручку, ручка падает, потом на них оглядываются… И вот Азирафель выходит из зала, компьютер остается открытым, кудрявый мерзавец оглядывается по сторонам и быстро вставляет в него флешку.

Всё!!!

По традиции посетители, которым выдавались бесценные архивные рукописи и документы, расписывались в специальном реестре, хранившимся у администратора. Кроули начал с изучения имен и фамилий вип-клиентов, которым выдавали в последнее время дневники Леонардо и Арунделский Кодекс.

Беррингтон… Ларкинс… Финч…

Вот он — Азирафель! И такая знакомая подпись… Демон прижал палец к тому месту, где его друг поставил подпись, и затем быстро поднес его к губам.

Но, взглянув на следующую строчку, Кроули с трудом подавил желание обратиться в Змея, зашипеть и брызнуть ядом.

Разрази меня Сатана!..

Он слишком хорошо знал это имя — Салаи. Он вспомнил. Он найдет этого подонка, где бы тот ни прятался, и уж точно достанет его из-под земли — откуда же еще?

Потому что Салаи, или «чертенок», как его называли знакомые Леонардо да Винчи, и после смерти оставался настолько подлым и мерзким типом, что его дружно ненавидели и грешники, и черти в Аду. Леонардо, разумеется, был несказанно рад возвращению своего многолетнего натурщика и любовника. Через пару веков гнуснейшего поведения и несметного количества пакостей его произвели в мелкие бесы, и с тех пор этот ходячий трэш стал выглядеть даже красивее, чем на полотнах своего гениального Учителя.