– Нет, – пугающе спокойно произнес Леша, – мой второй брат – капитан ледокола, ну я рассказывал. Через три дня он отбывает в плавание, мы можем к нему присоединиться. Меня-то он точно будет ждать, у него больше никого не осталось из родных…
– Как это никого нет? А средний брат? – изумилась Ева.
– Метеорологов эвакуируют отдельно, они уже сейчас сворачиваются, собирают семьи и вертолетами отправляются в какое-то засекреченное убежище, он сам точно не знает. А Ванина семья, – Леша всхлипнул, – они сегодня погибли. Он… Он был на службе, у них там что-то вроде бункера, и чувствовались только небольшие толчки. А когда выбрались, оказалось, что половина Мурманска лежит в руинах, его жену и двоих детей нашли под завалами. Никто не выжил…
– Боже, мне так жаль… – прошептала Ева, – но ты уверен, что нам следует ехать в город, который стерло с лица Земли?
– Уверен, – Леша взглянул на подругу полными слез глазами, – я хочу спасти нас. Дать нам будущее.
– Может, все не так страшно, Леш? – Ева обняла рыдающего парня и погладила по все еще мокрым от дождя волосам. – Может, это в Мурманске все разнесло, а в Москве тихо и спокойно? Дождемся утра, хорошо? Посмотрим новости, взвесим все «за» и «против» и решим.
– Надо решить до шести утра, – твердо отрезал Леша.
– Почему? – удивилась Ева.
– Потом вокруг Москвы и области выставят блокпосты, мы не прорвемся. Брат сказал убегать как можно быстрее.
– Чертов сигнал! – вдруг закричала бледная, как полотно, Катя. – Ни электричества, ни интернета! Мы отрезаны от информации! Пока я не буду знать, что там, в Москве, я отсюда никуда не двинусь.
– Ладно, ждем утра, пытаемся поймать сеть и выяснить, что выкинут в СМИ, и решаем. Но подъем не позже трех утра, чтобы покидать вещи и успеть прорваться.
17
Ева, обняв худые коленки, сидела на взъерошенной кровати и покачивалась, глядя в одну точку сквозь запотевший иллюминатор. Капитан, так и не одевшись, откинулся на диване, пытаясь унять дрожь в руках и свернуть самокрутку. Несмотря на недостаточное отопление, в каюте было жарко, и на щеках обоих играл яркий румянец.
– Черт! – капитан всплеснул руками, никак не позволяющими ему завернуть табак. – Ев, поможешь? Чертовы руки!
– Да, конечно, – она с легкостью спорхнула босиком на пол и подлетела к капитану, проведя рукой по его смуглой, несмотря на отсутствие солнца, коже.
Взяв его руки в свои, она забрала неудавшуюся сигарету, кое-как впервые в жизни завернула табак, подожгла и крепко затянулась, тут же зайдясь в кашле.
– Глупышка, – улыбнулся капитан и поцеловал Еву в нос, – это табак для моряков, тебе такой и пробовать не стоит.
– А я когда-то курила… – мечтательно произнесла она.
– Что-то тонкое с ментолом?
– Как ты узнал?
– Нашел как-то раз такие у дочери. Ух, и устроил я ей! – на лицо капитана опустилась тень, и он поторопился отвернуться.
На рабочем столе из цельного массива дерева, притаившемся в углу каюты и так отличающемся от всей остальной мебели на Ковчеге, царил настоящий творческий беспорядок. Повсюду были раскиданы карты, атласы, исчирканные красным карандашом, и приборы, о назначении которых Ева могла только догадываться. Капитан упорно тащил работу с ходового мостика в свой временный дом. И только в глубине рабочего хаоса, под миниатюрной настольной лампой, освещавшей ночные труды капитана, сохранялась идеальная чистота. Именно там, в резной деревянной раме, пряталась часть его души – совсем юный парень с открытой улыбкой до ушей и каштановыми, без намека на седину, густыми волосами обнимал миниатюрную ярко накрашенную девушку, а две маленькие девчушки с белыми бантами пристроились на руках родителей. Капитан и его семья. Семья, которую никто никогда не заменит. Даже Ева.
– Ты никогда не рассказывал про свою семью. Это ведь они на фотографии? – Ева мягкой кошачьей поступью прошлась по каюте и хотела уже взять фотографию в руки, но поймав на себе взгляд капитана, одернулась.
– Они, – капитан подошел к девушке и обнял за плечи, обволакивая ее облаком едкого дыма.
– Расскажешь?
– Не в этот раз, – он тяжело плюхнулся обратно на диван, изо всех сил затягиваясь, будто пытаясь подавить что-то вылезающее наружу из самых глубин сердца, – иди лучше сюда. Не будем портить момент.
Ева послушно опустилась рядом и утонула в сильных мужских объятьях. Уверенных и свободных и одновременно нуждающихся в тепле и защите.
– Давай лучше о тебе, – шепнул ей на ухо капитан своим низким бархатистым голосом, – давно хотел узнать: почему Ева? Слишком редкое имя.
– Ну…, – протянула девушка, – мама придумала. Считала, что я – божественный дар.
– И она права, – капитан крепче прижал Еву к себе и зарылся носом в ее соломенную шевелюру, – есть в тебе что-то божественное. И все же – почему дар?
– Я – поздний и очень долгожданный ребенок. Родители уже отчаялись и даже хотели развестись на почве бездетности, и тогда мама начала изучать Библию, слишком фанатично, надо сказать. Она молилась, по монастырям всяким ездила. И в какой-то момент, по ее словам, она услышала ответ свыше, что ее дочь станет новой первой женщиной на Земле и даст жизнь другим людям, а потому назвать ее надо Евой. И на следующий день она переехала на пмж к унитазу – токсикоз был жуткий. В итоге появилась я.
– Хм…, – задумчиво произнес капитан, – а что-то в этом есть. Существование человечества в будущем действительно во многом зависит от нас. Может, на нее тогда сошло озарение.
– Не знаю, я не верю во всякие предзнаменования. К тому же, через четыре года мама родила мою сестру, а значит, никакой я не дар, просто всему свое время, – Ева всегда раздражалась, рассказывая эту историю, слишком уж ей не хотелось играть роль нового мессии и уж тем более воспроизводить заново род человеческий. И чем реальнее становилась эта перспектива, тем настойчивее она отрицала эту терию.
– Конечно, – капитан с ухмылкой посмотрел на девушку, а корабль наш Ковчегом назвала. Это, между прочим, тоже из Библии.
– Я его так назвала из-за бегущих на борт животных, спасающихся от стихии. Ведь и правда, как Ноев Ковчег, – каждой твари по паре.
– Да-да, я помню, ты же рассказывала. Только у нас Ковчег Евы.
– Ладно тебе, капитан, – Ева чмокнула его в щетинистую щеку, – не стоит приписывать мне миссию по спасению мира. В конце концов, если бы не ты, мы бы остались погибать в порту Мурманска.
– Ев, ну сколько можно?
– Что? – удивилась девушка.
– Капитан? Вот так, без имени?
– Ты сам при знакомстве просил соблюдать субординацию и называть тебя капитаном, – Ева изобразила невинное лицо.
– Мне кажется или мы только что очень сильно нарушили любую субординацию. Причем пару раз, – захохотал капитан, – так что хватит этих фамильярностей, теперь только по имени. Ты хоть знаешь, как меня зовут?
– Знаю, Ваня, знаю, – ответила Ева и, услышав свой голос, залилась звонким смехом.
18
– Поймал! – Леша ворвался в зал с криками, чуть ли не прыгая от радости. За окном стояла непроглядная тьма, и только редкие всполохи молний освещали комнату, где вповалку на диване спали две девушки.
– Кого поймал? В чем дело? – сонно потянулась Ева, вглядываясь сквозь мрак в стрелки часов.
– Интернет поймал! Видимо, просвет какой-то или вышка заработала, оценим сейчас ситуацию и решим, как быть дальше.
– А электричество ты не поймал? – Катя зарылась головой в диванные подушки и с трудом пыталась продрать глаза. – Сколько времени-то?
– Без пятнадцати три, – пискляво отрапортовал Леша, – есть немного времени на сборы.
– Какой ужас, нельзя вставать в такую рань, – Ева с усилием сползла на край дивана, но Леша ее уже не слышал – он потерянно смотрел в экран телефона, опускаясь на пол и придерживаясь за стену, чтобы не рухнуть со всего размаху.
– Леш, что с тобой? – спросила девушка, когда глаза привыкли к темноте, и она смогла разглядеть бледную как смерть, теряющую почву под ногами, фигуру Леши.