– Да что рассказывать! Мы жили здесь с родителями и двумя братьями, это вы уже знаете. Потом, когда мне было двадцать, умер папа – я был поздним ребенком. А за ним через полгода ушла и мама, еще бы – они всю жизнь, с восемнадцати лет, были вместе. Старший брат в тот момент уже служил на ледоколе в Мурманске, а средний продолжал жить здесь, но работал в Москве в метеорологической службе, потом женился и переехал в город окончательно. Вот и все, я остался здесь один.

– И ты все это время каждый день ездил в Москву? – удивилась Ева, жившая в двадцати минутах ходьбы от офиса.

– Ну да, а что было делать. Подмосковье ближнее, общежитие в институте мне не дали, а тратить деньги на съем квартиры я тогда не мог. Сейчас, конечно, стоило бы уже продать этот дом, купить что-нибудь посущественнее в Москве. Но я так привык быть здесь, что каждый раз задумываясь о переезде, я изобретаю сотню причин, почему его надо отложить еще хотя бы на полгода, – Леша замолчал и со вздохом продолжил. – Вот сказал, и аж легче стало! Никогда еще не озвучивал эту мысль другим людям.

– Леш, скажи честно, – Катя хитро взглянула на друга, – и ты в этот дом приводишь людей?

– Да я никого особо сюда не приводил, сегодня просто экстренная ситуация приключилась, и вот вы тут.

– Что, даже своего партнера? – Катя сверкала глазами.

– Да о каком партнере ты все время говоришь? – не мог взять в толк Леша.

– О парне твоем, о ком же еще! – не выдержала намеков подруги Ева.

– О каком еще парне? – Леша непонимающе крутил головой, переводя взгляд с одной девушки на другую.

– Как минимум, о том парне с работы, с третьего этажа, с которым вы кофе пьете, – Ева закатила глаза. Ее начинало раздражать Лешино притворство.

– О Костике? Так он – мой одногруппник, мы еще вместе начали в институте увлекаться модой, показами всякими, я ему и предложил в нашем офисе место поискать, чтобы чаще видеться. – Леша неожиданно резко замолчал и вкрадчиво, понизив голос, продолжил. – Стоп. Вы что, думаете, что я – гей?

– Ну наконец-то, признался! Полегчало? – Катя сделала усталый вид.

– Вы серьезно? – Леша начинал не на шутку заводиться. – Ева, и ты?

– Да все знают, ты чего! – она отпрянула от разъяренного парня.

– Только есть нюанс! – Разгневанный, с бешеными глазами, он перешел на срывающийся фальцет, вскочил из-за стола и принялся расхаживать по комнате семимильными шагами. – Я – не гей! У меня даже в мыслях парней никогда не было! Я уже семь лет люблю одну единственную девушку, с первого дня, как пришел на работу!

– Не может быть… – протянули подруги, вытаращив глаза.

– Да, Ева, да! Я тебя люблю все это время! Я все надеялся, что ты это заметишь, что не зря мы вместе обедаем, не просто так я тебе кофе покупаю по утрам! И в театры я тебя не как подружку гея зову… У меня просто нет слов!

В покрытой полумраком комнате повисла неловкая тишина, и только Еве казалось, что Леша даже в темноте видит, как ярко горят от стыда ее уши. Она уже собиралась искать слова оправдания, как вдруг у Леши в кармане раздался звонок, и он пулей вылетел в прихожую.

«Он же сказал заходить в любой момент, – рассуждала Ева, расхаживая по своей крошечной каюте – три шага в одну сторону, три в другую, – это значит, когда захочу. Я даже не могу придумать причину, чтобы это не выглядело глупо! Господи, как подросток! А, была не была! Так и скажу: не придумала причину, пришла просто так!»

Ева порылась в своем скромном имуществе, выудив белую блузку с не отстиранным до конца пятном от кофе, последнем напоминании о жизни до. А ведь она не надевала ее с того самого дня, как в разгар Московского землетрясения, о котором Ева тогда могла только догадываться по трещине на стекле и первым небольшим толчкам, Леша вывез их с Катей в свой деревенский дом. Эх, Катя… Да если бы не Леша с его неожиданной любовью, Ева бы тоже не добралась до Ковчега.

Блузка оказалась велика как минимум на размер – все же ограниченность ресурсов и продуктов питания не красит фигуру. «И как остальные умудряются еще и толстеть!» – Ева вернулась мыслями к своей больной теме, стараясь отвлечься и заглушить бешеную скачку пульса в голове. И пусть она немного болтается, все же лучше, чем огромные футболки или серая толстовка, которую Леша заботливо вручил Еве, когда они впопыхах сбегали из дома на север, к морю.

Каюта капитана была закрыта: из-за двери доносился разговор на повышенных тонах, Ева уже готова была развернуться и уйти, чтобы снова провести вечер у себя, читая что-то из немногочисленной корабельной библиотеки, испытав при этом горький укол в груди и одновременно облегчение.

Стоило сделать шаг прочь от двери, как та распахнулась, и на Еву налетел взлохмаченный Леша со словами «Ни себе, ни людям!», брошенными брату в пылу ссоры. Он свирепо взглянул на Еву, будто собираясь что-то сказать, но только махнул рукой и кинулся прочь.

– Я не вовремя? – спросила Ева, заглядывая в каюту.

– Да ничего, – капитан рассеянно махнул рукой и, сделав глубокий вдох, смягчился, – ты что-то хотела?

– Ты сказал заходить в любой момент. Мне показалось, что он наступил, – Ева смущенно улыбнулась.

– Да, я вижу по блузке, – хитро отозвался капитан, еще больше вгоняя девушку в краску. – И наступил он именно тогда, когда мой малютка-братец решил тебя со мной поделить.

– Поделить? В каком смысле?

– В смысле он решил поведать мне, что кучу лет в тебя влюблен. Ты проходи, не стой в дверях, – капитан за талию втянул Еву в каюту и закрыл дверь, заставив мурашки сбежать с Евиной макушки до самых ног. – Ты знала об этом?

– Да, знала, – она осторожно присела на край застеленной вязаным покрывалом кровати.

– Не хотела мне рассказать?

– А зачем тебе эта информация? И почему он вообще решил делить меня с тобой?

– Ев, он же не слепой и не глупый – все подмечает, – капитан присел рядом с девушкой.

– И что же он видит? – шепотом спросила Ева, когда сделавшееся игривым лицо капитана было в каких-то миллиметрах от ее, бездыханно замершего.

Но вместо ответа девушка получила горячий поцелуй, полный одновременно и страсти, и горечи, и раскаяния.

– Ты же сказал, что это было ошибкой, – произнесла Ева одними губами.

– Я часто ошибаюсь, – улыбнулся капитан.

Леша вернулся в зал спустя почти полчаса, и девушки уже извились в его ожидании, перебирая в голове, что же он, обиженный и оскорбленный, мог натворить. Бледный и будто постаревший, он плюхнулся на диван и уставился в одну точку.

– Леш, что случилось? – участливо поинтересовалась Ева, все еще чувствуя вину, одновременно с облегчением, что он хотя бы ничего с собой не сотворил.

– Брат звонил, – мертвым голос отозвался Леша, раскачиваясь на месте.

– И? – спросили девушки хором.

– Я, вроде, говорил, что он – метеоролог. Им пришли снимки из космоса, которые никто не может толком расшифровать. И данные с полярных станций.

– Ну и что с того? Ты почему такой обеспокоенный? – Катя восприняла его слова как очередную чепуху и тут же успокоилась.

– Там что-то странное. Сначала было зафиксировано несколько землетрясений по всему миру, в Гренландии разошлись тектонические плиты, и образовался провал. Скорее всего, тот толчок, который мы почувствовали в офисе, это его отголоски. Потом то же самое в Австралии, в США. А теперь над Европой формируется плотная грозовая облачность, заволакивающая вообще всю планету, такого еще ни разу не наблюдали. Там уже жуткие ливни, улицы за считанные секунды затапливает, в Москве еще цветочки. И температурные датчики тоже что-то странное показывают – резкое повсеместное похолодание.

– Леш, это фильм «Послезавтра»! – засмеялась Катя.

– Нет, – глухим голосом ответил он, – это хуже. Потому что гораздо глобальнее и на самом деле. В нашей с вами реальности, понимаете?

– Так, допустим, что все это – правда. Ты что, намекаешь, что нам придется отсиживаться в этой дыре без электричества и горячей воды? – Катя возмущенно тряхнула рыжей гривой.