– Кэти, какая еще кошка?! – раздраженно произнесла я, нервно озираясь по сторонам.

Черт возьми… как бороться с детской наивностью?! Когда она исчезнет? А если исчезнет, будет ли это означать, что наш мир обречен? Но в любом случае нас могут услышать не только музы, но и рейдеры, поэтому стоит быть предельно осторожными.

– Но мы можем ее спасти от муз! – обиженно сказала сестренка Рона, умоляюще сводя брови на переносице. Ее невинные прозрачно-серые глазки – точная копия глаз брата – с неким укором стреляли в мою сторону.

Я испустила раздраженный выдох, еще раз оглянулась по сторонам, и направилась к ней. С широкой улыбкой на лице Кэти встала на цыпочки, заглядывая вовнутрь огромного железного бака, до отвала набитого мусором. Ее взгляд зацепился за черного мохнатого зверька, который продолжал неподвижно лежать под мятой банкой из-под газировки. И как только я хотела сказать ей, что он уже мертв – девочка выгребла мусор и ухватилась за черный хвост, намереваясь вытащить животное из груды мусора.

Но путь ее загородила чья-то сине-черная рука, сопровождаемая громким шипением. Она намертво ухватилась за руку Кэти и постепенно, секунда за секундой, из груды мусора с грохотом выбрался бывший мужчина в разодранной до дыр майке. От неожиданности Кэти испустила протяжный детский визг, когда осознала, что кот, которого она пыталась спасти – на самом деле являлся остатками ужина очередной музы. И, судя по недовольному шипению, мы прервали ее трапезу.

Кэти с ужасом отпустила разодранный кошачий хвост, вокруг обглоданного тела которого начинал скапливаться рой мух. По руке девочки стекала густая кошачья кровь и бывший человек попытался притянуть ее к себе, намереваясь устроить себе полноценный ужин. Я мигом бросилась вперед и двумя руками зацепилась за девочку, оттаскивая ее назад. С горем пополам нам удалось оторваться от музы, и мы вместе упали на спину, болезненно раздирая одежду и кожу об асфальт.

В воздухе раздалось недовольное шипение музы, а вдалеке – вой знакомых рейдерских сирен и непрерывная автоматная очередь. Я с трудом поднялась на ноги, пытаясь помочь встать девочке, которая неудачно приземлилась на лицо, болезненно раздирая половину щеки. Она продолжала нервно всхлипывать, и я не глядя взяла ее за руку, уводя прочь от вечно голодного мертвеца.

Уже заметно стемнело.

Раньше, еще месяц назад в этом районе кипела жизнь. Мимо пролетали автомобили и до отвала набитые туристами двухэтажные рутмастеры. Люди прогуливались по знакомым старинным улицам города, кто-то спешил домой с огромными продуктовыми пакетами, а кто-то сидел на подъездной ступеньке и молча разглядывал прохожих.

Вокруг царила легкая, непринужденная атмосфера с невероятно быстрым ритмом жизни, который мы даже не замечали. Освещение на улице было колоссальное: как только солнце заходило за горизонт – абсолютно каждый фонарь загорался светом теплого мягкого оттенка. Яркие фары мимо проезжающих автомобилей, свет из окон офисных помещений, жилых домов и прозрачных витрин магазинов – все это создавало какую-то особенно теплую атмосферу мегаполиса, не давая ни единого шанса на негативные мысли и эмоции.

Но прямо сейчас эта улица, напрочь лишенная освещения, является нашим врагом. Из любого темного угла на нас может накинуться парочка ходячих трупов или агрессивно-настроенные рейдеры с заряженными автоматами.

Я старалась изо всех сил сдерживать нервную дрожь в руках, чтобы не передавать свое состояние Кэти, но, как известно, – чужой страх крайне заразителен. Девочка продолжала мужественно сглатывать слезы, покорно следуя за мной по пятам. По спине пробегал очередной табун мурашек, когда я улавливала приближающийся рев мотора автомобиля рейдеров.

Где Рон?! Он ушел в магазин через дорогу, а не через пару кварталов от нас! Мы не можем продолжать стоять на месте и ждать его! А вдруг… вдруг с ним что-то случилось в том магазине – незапланированная толпа муз или… его настигли те самые рейдеры, которые беспорядочно расстреливают все мимо проезжающие помещения.

Не хочу думать о плохом… Не хочу. Не хочу. Не хочу.

Кровь стыла в жилах, учащенный пульс бился в шее, сердце стучало в ушах и вырывалось из груди, словно испуганная птица в клетке. Мы были похожи на тех пернатых, которых может испугать один лишь звук, после чего они начинают нервно биться об железные прутья клетки.

Мы не могли бежать по открытой улице: в любой момент нас могли подстрелить рейдеры или того хуже – насильно запихнуть в фургон, чтобы поставить на нас парочку опытов.

Как только я краем глаза уловила фары белоснежного фургона – Кэти тут же потянула меня назад в сторону заднего входа одного из офисных зданий. Ее белокурые косички резво подпрыгивали вверх, и каждые несколько секунд она оглядывалась в мою сторону, чтобы убедиться, что я бегу вслед за ней.

– Беги! – прокричала я ей вслед, отпуская крохотную влажную ладонь. – Беги, Кэти, не оглядывайся!

Только чудом мы прибежали к заднему входу какого-то магазина одежды, пролетая мимо мусорных баков. Кэти бежала впереди, ее губы что-то говорили, кричали, вопили, но я не слышала, не понимала, не…

В моей голове раздавался лишь тошнотворный звук мотора, приближающегося с каждой секундой. Я не оборачивалась. Не хватало духу, да и было бы глупо тратить на это время.

Позади раздавались несколько пар приглушенных шагов, колеса автомобиля звонко повизгивали, проезжая огромные лужи размером с океан.

Ну, вот и все, вот и все, вот и все…

Почему они не стреляют?!

Легкие начинали гореть, щиколотки разваливаться на части. Я хватала ртом воздух, не в силах дальше бежать. Кэти бежала впереди меня на расстоянии нескольких десятков шагов.

– Нет, нет, нет! – раздавались ее пронзительные крики, когда она повернула голову всего на долю секунды. В серых глазах промелькнули отголоски ужаса, боли и страха.

Больше она не оборачивалась…

Тяжело дыша, я распахиваю глаза, натыкаясь на неизменный белоснежный потолок с несколькими флуоресцентными лампами. Осторожно поднимаю корпус и усаживаюсь на матрасе, разглядывая помещение.

Я уже давно потеряла счет времени.

Если бы не мелкие форточки, находящиеся по ту сторону стекла, где без конца и края расхаживают работники корпорации – я бы и не подозревала о том, какое сейчас время суток, даже примерно. Судя по пустующим коридорам и солнцу, которое пытается достать до меня теплыми лучами сквозь прозрачное стекло, сейчас раннее утро.

Ко мне никто не подходит уже несколько суток.

Возле потайной двери по традиции находится небольшая порция очередной безвкусной каши и стакан с прозрачным содержимым. Медленным шагом, продолжая хромать на правую ногу, я подхожу к тюремной порции и нагибаюсь: все такое же холодное и мерзкое, не имеющее запаха и вкуса.

Желудок болезненно реагирует на невкусную похлебку, и я со скоростью света уничтожаю положенную порцию, чтобы больше не чувствовать комки застывшей каши на языке.

Когда это закончится? Неужели они вечно будут удерживать меня в стеклянной клетке, пока я не сойду с ума? Чего они, черт возьми, добиваются? Почему со мной никто не разговаривает?

Я уже всерьез задумываюсь о том, чтобы подкараулить человека, который подкидывает мне отвратную еду. Быть может, у меня получится потянуть его безымянную руку на себя и выбежать из заточения?

Мой взгляд падает на камеры. Эти лабораторные ублюдки следят за каждым моим вдохом и выдохом и наверняка просекут, что я буду сидеть возле потайной двери, словно сторожевая псина в ожидании жертвы. В этом случае я рискую остаться без еды, даже без такой мерзкой. А умереть от голода не входит в мои планы, как и не входит моя смерть в планы Дианы.

С трудом сдерживая себя, чтобы не пнуть тарелку в стену, направляюсь в душ, намереваясь смыть с кожи липкий слой ужаса. Полностью освободившись от комбинезона с термоконтролем, я впервые за пару дней вижу свое обнаженное тело. Взгляд тут же падает на правое бедро, которое не дает покоя мне вот уже несколько дней. Кончиками пальцев слегка прикасаюсь к внешней стороне бедра, которую украшает бордовый сморщенный круг с гладкой рубцовой тканью посередине. Судя по цвету ранения – в меня стреляли как минимум несколько недель назад. Но не стоит забывать, что моя кожа весьма отличается от кожи обыкновенного человека, по крайней мере мгновенной регенерацией. Неужели в меня попали всего один раз? Тогда почему остальные многочисленные рубцы по всему телу, скрытые белоснежными медицинскими пластырями, имеют ровную горизонтальную форму скальпеля?