– Тебе предстоит узнать об этом чуть позже, – мягко уверяет Ричард. – Думаю, ты уже сообразила, что мы не просто так свели тебя именно с этой группой выживших. Мы должны были проследить, как люди, успешно прошедшие санацию, адаптируются в социуме. Вспоминают ли они друзей, родственников, места, где выросли и все то, что делали в прежней жизни. Проявляют ли они хоть какие-то эмоции, что вызывает у них тоску, жалость, симпатию… А посредством различных приказов, мы лишь прощупывали почву, насколько могут быть внушаемы люди, только что потерявшие память. Но, к сожалению, большая часть из них уже давно мертвы. Они так и не смогли вернуться к прошлой жизни.

Мужчина медленно поднимается с кресла, принимаясь размеренно расхаживать по палате, словно по собственным владениям. Только сейчас я замечаю, как несколько человек в белых халатах в буквальном смысле приклеены к прозрачным стеклам помещения, с нескрываемым любопытством наблюдая за президентом корпорации со стороны.

Неужели они заметили меня спустя две недели моего заточения?..

– Я знал, что мой сын слишком любит тебя, чтобы позволить так глупо умереть. Поэтому был твердо уверен, что он будет защищать тебя любыми способами, – невозмутимо продолжает мистер Морган. – А что касается того загадочного хакера… он до сих пор там… орудует на свободе с другими выжившими. И это далеко не мой сын.

Ханна?! Черт возьми, это она! Вот стерва! Она мне никогда не нравилась…

– Нам было важно знать, какой именно способ сработает как триггер и вернет память человеку, который успешно прошел санацию. В твоем случае ими оказались этот дневник и… как это ни странно – мой сын, – он небрежно кивает в сторону прикроватной тумбочки, лениво рассматривая ногти на раскрытой ладони. – Но никто не мог и предположить, что воздействие синтетического наркотика на твой мозг и центральную нервную систему послужит последним толчком к восстановлению памяти.

Так вот почему они с самого начала твердили мне, как важно всегда быть рядом с «вожаком стаи», чтобы я вспомнила нашу связь! Или… моя связь с Аароном настолько сильна, что преодолела даже барьер моего беспамятства?!

– Сколько таких как я выжили на данный момент? – спрашиваю я, ощущая, как в дрожащих ладонях скапливается пот.

– На улице – ноль. Людей, которые относительно недавно успешно прошли санацию – около десяти человек, сейчас их готовят к выходу на улицы города. А таких как ты… – он подавляет вялую ухмылку. – Таких как ты – больше не существует… теперь ты осознаешь, какую ценность ты представляешь для нас?

– Не может быть! – восклицаю я, откидывая одеяло в сторону. Мои босые ноги за считанные секунды соприкасаются с ледяным полом, а в правом бедре ощущается резкий укол боли. – В том борделе я видела точно такую же девушку, ей тоже кололи наркотик! Кажется, ее звали Мелани…

Ричард плотно сжимает губы и покачивает головой с таким видом, будто я только что сморозила полнейшую чушь.

– На ее руке был браслет, разве не припомнишь? – он вновь улыбается надменной улыбкой, которая одним только видом сообщает, что его мнение – авторитетное и единственно верное во всем здании. – И он далеко не сдерживает эмоции. Он послушно подает нам сигнал о том, что солдат что-то чувствует. И чем больше человек ощущает эмоции, чем больше чувствует разряды тока…тем больше вспоминает свою прошлую жизнь, понимаешь? Большинство людей, прошедших санацию, попросту не сталкивались с родственниками, близкими и друзьями. Не видели своих детей, дом, в котором прожили половину жизни… У большей половины из них чувства и эмоции как отрезало, а у остальных чувства лишь притупились и ожидали определенного толчка, триггера… Кстати говоря, ты относишься ко второй категории людей, успешно прошедших санацию. Девяносто пять процентов из этих людей погибли просто так, практически никто из близких не захотел вернуть им память. Было несколько попыток, но все они закончились провалом. Выжившие превратились в настоящих дикарей, согласись?

– Они всего лишь пытаются выжить, полагаясь на инстинкт самосохранения, – произношу я металлическим голосом. – Их недоверие ко всему живому вполне можно объяснить банальным страхом.

– Возможно, но… именно животный страх, первобытные инстинкты и другие чувства, затмевающие человеку разум – и являются неким тормозным фактором в масштабном прогрессе человека разумного, – убежденно проговаривает Ричард, твердо глядя мне в глаза. Он без особой на то надобности стряхивает невидимые пылинки с пиджака цвета осени и прочищает горло. – Представляешь сколько всего люди еще не сделали только потому, что склонны к предрассудкам или к банальному страху смерти?

В горле застревает ком, я нервно сглатываю, прежде чем сказать что-либо. Мои губы изгибаются в искаженной усмешке, когда я осознаю, что он имеет в виду.

– Хотите сказать, что вы изобрели санацию не для того, чтобы спасти людей? – мой вопрос встает поперек горла, когда обретает словесную оболочку, рассекая воздух.

Мистер Морган медленно разворачивается ко мне боком и переплетает руки на груди, отчего ткань на его пиджаке натягивается, образуя морщины. Он стреляет в меня тусклыми глазами цвета кофе с молоком, а на губах его красуется привычная надменная ухмылка.

– Ты слишком узко мыслишь, моя дорогая. Слышала когда-нибудь о бессмертии? – его рассудительный голос звучит уверенно, строго, по-командирски властно. – Может, смотрела бутафорские фильмы на эту тему, читала книги?

Я хмуро оглядываю его силуэт, напрочь запутавшись в мыслях.

– Я не понимаю… что вы имеете…

– Это будет тебе дополнительной пищей для ума, – мужчина не спеша подходит к потайной двери в стене, которая мгновенно открывается перед его персоной. – А пока отдыхай. Совсем скоро тебя ждет день правды. Постарайся не свихнуться ни во время его ожидания, ни после него…

– Подождите! – громко выкрикиваю я, подаваясь вслед за ним. – Вы сказали, что Аарон знает слишком много… Это означает, что вы отправите его на санацию?!..

Он останавливается в дверном проеме, а я улавливаю лишь его идеально уложенный затылок с копной густых черных волос без единого проблеска седины. И, черт возьми, я готова поспорить, что прямо сейчас он улыбается.

– Мысли шире, Ева. Мысли шире, – бросает мужчина через плечо, не оборачиваясь, и покидает пределы стеклянной клетки, оставляя меня в полном недоумении.

Я делаю несколько быстрых шагов вперед и едва ли не ударяюсь носом об закрытую потайную дверь.

– Что все это значит, черт возьми?! – нервно выкрикиваю я, безжалостно барабаня по холодной поверхности двери. Костяшки пальцев мгновенно отзываются острой болью. – Слышите?! Я не намерена разгадывать ваши ребусы!

– Джеймс, Роб! – воскликнула я, подойдя к рутмастеру. – Кажется, я уже говорила вам не пить на посту? А что, если вы кого-то пропустите? Это может стоит чьей-то жизни!

– Боже, Финч, ты что, заделалась нашей мамочкой? – вяло отозвался Джей, убирая армейские пыльные ботинки с массивного руля автобуса. – Только не говори, что чрезмерная ответственность передается половым путем…

Я с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза.

– Ребят, никто не запрещает вам пить вообще. Пост – наше самое ответственное место. В любой момент на нас могут…

– Ладно, ладно, – Роберт раздраженно вскинул руки вверх в шутливом «я сдаюсь» и поднялся с соседнего пассажирского сиденья с бутылкой недопитого коньяка в руках. – Передай нашему папочке, что я на крыше.

– У Рона есть имя, – сердито бросила я ему в спину.

За пару секунд он поправил винтовку, свисающую на плече, затем остановился и залпом осушил недопитую бутылку с коричневым содержимым. Прежде чем зайти вовнутрь библиотеки, Роберт пару раз провел рукой по отросшим темным волосам, которые еще несколько недель назад были напрочь сбриты, и поднял с пыльного асфальта черную бейсболку, которую, вероятно, выронил, когда шел в автобус.